Жалякальнё

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.

Вы здесь » Жалякальнё » ЖЗЛ » Эрнесто Че Гевара

Эрнесто Че Гевара

Страница: 1 2  

Сообщений 1 страница 30 из 31

1

  • Автор: Guest1435
  • Администратор
  • Guest1435
  • Откуда: Клайпеда
  • Зарегистрирован: 2006-11-12
  • Приглашений: 0
  • Сообщений: 1837
  • Пол: Мужской
  • Возраст: 38 [1986-02-03]
  • Провел на форуме:
    6 дней 2 часа
  • Последний визит:
    2009-04-11 20:28:02

Биография:
Эрнесто Гевара Линч де ла Серна родился 14 июня 1928 года в аргентинском городе Росарио. Родители его были людьми среднего достатка: отец, Эрнесто Гевара Линч, ирландского происхождения, работал инженером по гражданской специальности, а мать, Селия де ла Серна, имела испанские корни. Эрнесто был самым старшим из пяти детей, воспитанных в этой семье, которую отличала склонность к либеральным мнениям и убеждениям.
Двух лет от роду Эрнесто серьезно заболел: он перенес тяжелейшую форму бронхиальной астмы, вследствие которой приступы удушья сопровождали его всю оставшуюся жизнь. Для восстановления здоровья малыша его семья была вынуждена переселиться в провинцию Кордова в местность с более сухим климатом, Альта Грасиа, где самочувствие его существенно не улучшилось. В связи с этим Эрнесто никогда не обладал громким голосом, столь необходимым оратору, и слушавшие его речи люди постоянно ощущали хрипящие звуки, исходящие из легких при каждом произносимом им слове, чувствуя, как нелегко это ему дается.
Начальное образование Гевара получил дома, преимущественно от матери. С ранних лет у него проявлялись наклонности к чтению литературы. С большим увлечением Эрнесто читал работы Маркса, Энгельса и Фрейда, в изобилии имевшихся в библиотеке отца; возможно, что некоторые из них он изучил еще до своего поступления в 1941 году в Кордовский государственный колледж. Во время обучения в колледже его способности проявлялись только в литературе и спортивных дисциплинах.
В этот период юности глубочайшее впечатление на Эрнесто произвели испанские эмигранты, бежавшие в Аргентину от франкистских репрессий в ходе гражданской войны в Испании, а также непрерывная череда грязных политических кризисов в родной стране, апофеозом которой стало установление "левофашистской" диктатуры Хуана Перона, к которому семья Гевары относилась крайне враждебно. Подобного рода события и влияния на всю оставшуюся жизнь утвердили в юноше презрение к пантомиме парламентской демократии, ненависть к военным политикам-диктаторам и армии как средству достижения их грязных целей, к капиталистической олигархии, но более всего - к американскому империализму, готовому пойти на любое преступление ради выгоды в долларовом эквиваленте. Хотя еще родители Эрнесто, в первую очередь мать, были активными участниками анти-пероновских выступлений, сам он не принимал участия в студенческих революционных движениях и вообще мало интересовался политикой во время учебы в университете Буэнос-Айреса. Эрнесто поступил туда в 1947 году, когда ему предсказывали блестящую карьеру инженера, решив стать медиком, чтобы облегчать страдания другим людям, поскольку облегчить свои он был не в состоянии. Вначале он интересовался в первую очередь заболеваниями дыхательных путей, что было ему ближе всего лично, но впоследствии увлекся изучением одного из самых страшных бичей человечества - проказой, или по научному лепрой. Таким образом, в юности Гевару, как мы видим, более интересовало избавление людей от физических, нежели духовных страданий. К осознанию первичности страданий духовных он пришел несколько позже.
В конце 1948 года Эрнесто решает отправиться в первое свое большое путешествие по северным провинциям Аргентины на велосипеде. В течение этого путешествия он в первую очередь стремился завести знакомства и побольше узнать о жизни в беднейших слоях населения и остатках индийских племен, обреченных на вымирание при тогдашнем политическом режиме. Именно с той поездки он начал понимать свое бессилие как медика при лечении болезней всего общества, в котором он жил.
В 1951 году, после сдачи предпоследних университетских экзаменов, Гевара вместе с другом Гранадосом отправился в более серьезную поездку, зарабатывая на жизнь подсобными работами в местах, которые проезжал; посетил он тогда южную Аргентину, Чили, где встретился с Сальвадором Альенде(по другим данным, лично он познакомился с ним намного позже), Перу, где работал несколько недель в лепрозории города Сан-Пабло, Колумбию в Эпоху Насилия (la Violencia) - там он был арестован, но вскоре освобожден; кроме того, побывал в Венесуэле и на Флориде, в Майами.
Вернувшись из этого путешествия домой, Эрнесто раз и навсегда определил для себя главную цель жизни: облегчать людские страдания. Став специалистом в области кожных заболеваний после окончания института, он резко отверг предложение о многообещающей карьере в университете, решив в ближайшие по крайней мере десять лет посвятить работе практикующим врачом, чтобы узнать жизнь простых людей и понять, на что способен он сам. Получив письмо от Гранадоса из Венесуэлы с предложением об интересной работе, Эрнесто с радостью ухватился за это предложение и вместе с другим своим товарищем направился туда через Боливию. В Ла-Пасе он был свидетелем национальной революции, которую осудил как оппортунистическую, поскольку надежды простого народа она не оправдала и там вскоре вновь воцарилось проамериканское правительство. Однако Геваре так и не удалось увидеть своего друга в Каракасе. Увлеченный рассказами друзей об архитектурных памятниках древних цивилизаций майя (археология была наряду с велосипедами главным его увлечением) и заинтересованный революционными событиями в Гватемале, Он с единомышленниками поспешил направиться туда. Там он написал путевые заметки об археологических памятниках древних цивилизаций майя и инков. Гевара жил и работал практикующим врачом в Гватемале во время правления президента- социалиста Арбенса; уже отстаивая в это время марксистские позиции и основательно изучив работы Ленина, Эрнесто, тем не менее, отказывался вступать в Коммунистическую партию, боясь потерять шанс на обладание должностью в области медицинского работника его квалификации. Тогда он дружил с Ильдой Гадеа, позже ставшей его женой, марксисткой индийской школы, значительно продвинувшей его в политической образованности, и она познакомила его с Нико Лопесом, одним из лейтенантов Фиделя Кастро. Именно в Гватемале Гевара получил представление о сущности ЦРУ и методах работы его агентов на благо контрреволюции, что окончательно убедило его в правильности революционного пути развития и методов вооруженной борьбы как единственно возможных в сложившемся положении. Когда Арбенс при поддержке американских спецслужб был свергнут, что едва не стоило его единомышленникам, в частности, Геваре, жизни, Эрнесто перебрался в Мехико, где начиная с сентября 1954 года работал в центральном госпитале. Там к нему присоединились Ильда Гадеа и Нико Лопес, именно там он встретил Фиделя и Рауля Кастро и был настолько очарован их идеями, что окончательно убедился в правильности выбранного пути и лидера, этот путь предвосхитившего.
Братья Кастро недавно прибыли из Кубы, где под их руководством была предпринята неудачная попытка штурма казарм Монкада для свержения диктатуры Батисты. Это стоило им нескольких лет тюрьмы; под давлением общественного мнения их освободили, однако вскоре им пришлось покинуть родину. Без тени колебания Эрнесто примкнул к формирующемуся отряду Фиделя, готовящемуся к вооруженной борьбе во имя свободы кубинского народа.
Свое прозвище "Че", которым он гордился всю последующую жизнь, Гевара получил именно в этом отряде за характерную для аргентинца манеру употреблять данное восклицание при дружеской беседе. Повстанцы всерьез готовились к партизанской войне при руководстве этой подготовкой капитана Испанской республиканской армии Альберто Байо, автора книги "150 вопросов к партизанам", опытнейшего партизана времен Гражданской войны в Испании, прекрасно знавшего теоретические вопросы этой борьбы по советским и китайским источникам. Че стал его лучшим учеником. Вскоре, однако, лагерь повстанцев привлек внимание полиции и был разогнан, а все кубинцы и Че арестованы, но освобождены месяцем позже, в июне 1956 года. Медлить больше было нельзя, и повстанцы отправились в легендарное плавание на "Гранме". Че Гевара был с ними сначала в качестве доктора, а затем получил в свое распоряжение одну из бригад и высшее звание команданте (майор). В ходе высадки 25 ноября 1956 года у порта Туспан и продвижения вглубь Кубы они встретили ожесточенное сопротивление диктаторских войск, из их отряда осталось не более двадцати человек, но широкая поддержка крестьянства позволила Революционной армии барбудос укрепить свое влияние и день за днем освобождать все новые территории, одерживая победы над превосходящими их числом и вооружением врагами. Проводимые на занятых повстанцами территориях аграрные и социальные реформы встречали одобрение подавляющего большинства сельских тружеников и силы партизан крепли с каждым днем.
Команданте Че выдвинулся как наиболее смелый, решительный, талантливый и удачливый бригадный командир. Требовательный к подчиненным ему бойцам и беспощадный к врагам, он одержал ряд блестящих побед над правительственными войсками. Наиболее впечатляющим и фактически предопределившим победу кубинской революции стало сражение за город Санта Клара, стратегически важный пункт вблизи Гаваны, начавшееся 28 декабря 1958 года и закончившееся его взятием 31 декабря. Через день Революционная армия вошла в Гавану. Революция победила, настал новый этап в жизни кубинского народа.
Че стал вторым человеком в новом правительстве после Фиделя. В феврале 1959 года ему дали кубинское гражданство и все права коренного кубинца и доверили самые высокие правительственные должности. Че Гевара организовал и возглавил Национальный институт по аграрной реформе, устранив полуфеодальные порядки землепользования и добившись повышения его эффективности; занимал пост министра промышленности; был избран президентом Национального Банка Кубы. Практически не имея опыта в области государственного управления и экономики, Че в кратчайшие сроки сумел изучить и изменить в лучшую сторону дела во вверенных ему областях, проведя денежную и промышленную реформы в условиях жесточайшей американской блокады и угрозы интервенции.
В 1959 году, женившись во второй раз на Алейде Марч, он посетил вместе с ней Египет, Индию, Японию, Индонезию, Пакистан и Югославию; вернувшись из поездки, заключил исторический договор с Советским Союзом об экспорте сахара и импорте нефти, порвав с зависимостью кубинской экономики от Соединенных Штатов. Посетив позднее Советский Союз, он был восхищен достигнутыми там успехами строительства социализма, однако всецело не одобрил проводимую политику тогдашнего руководства. Он не считал необходимым ожидание назревания революционной ситуации, а полагал правильным самим подготовить почву для нее; кроме того, подобно Мао, полагал наилучшим проводить революции в преимущественно аграрных странах. Уже тогда он видел в руководящем слое советского общества нарождающиеся ростки контрреволюции и отката к империализму, и, как оказалось ныне, был во многом прав. Кроме того, Че занимал крайне агрессивную позицию во время Карибского кризиса, однако сумел смягчить свои взгляды и сохранить дружественное отношение между Кубой и СССР.
Его интересовало революционное движение во всем мире, и он стремился быть его главным вдохновителем. Для этого он посетил Алжир и выступал там на конференции Организации Афро-Азиатской Солидарности, побывал на заседании Генеральной Ассамблеи ООН, инициировал Конференцию Трех Континентов для реализации своей программы революционной, освободительной и партизанской кооперации в Азии, Африке и Латинской Америке. Наиболее успешной революционной тактикой считал синтез кубинского и вьетнамского типов партизанского движения. Написал книги по тактике партизанской войны, об эпизодах революционной войны на Кубе, о социализме и человеке на Кубе.
Революция звала Эрнесто, как путеводная звезда. И ради нее в конце концов он отказался от всего остального. В октябре 1965 Че оставил все занимаемые им высокие государственные должности, отказался от кубинского гражданства, и, черкнув несколько строк жене, детям и родителям, исчез из общественной жизни. Много слухов ходило тогда о его судьбе. Говорили, что он либо сошел с ума и пребывает где-то в сумасшедшем доме в России, либо убит где-то в Латинской Америке. Одно не вызывало сомнений: посвятить оставшуюся жизнь борьбе за справедливость и освобождение угнетенных народов, за дело революции он решил окончательно и бесповоротно.
В 1966 году его следы обнаружились в Африке. Че видели тогда в нескольких африканских странах, где он готовил почву для антиимпериалистических выступлений. Позднее он вернулся на Кубу и, собрав отряд добровольцев в 120 человек, вновь отправился с ними в Африку, в Конго, чтобы вернуть там к власти в Киншасе социалистическое правительство методами партизанской борьбы. Попытка организовать там широкие выступления народных масс не удалась, и Че решил вернуться в Латинскую Америку.
К тому моменту уже довольно продолжительное время его люди подготавливали и организовывали выступления народных масс в Боливии. Че хорошо запомнил боливийский народ во время своего пребывания в Боливии в дни революции 1952 года, тщательно проанализировал ошибки той эпохи и сделал на этот народ свою последнюю ставку. В числе других там работала разведчица Таня, с которой Эрнесто связывали давние дружеские отношения.
В апреле 1967 года Че со своим отрядом нелегально проник на территорию Боливии. В самом начале их деятельности дела продвигались успешно. Были одержаны несколько побед над правительственными войсками, боливийские шахтеры организовали вооруженное выступление. Однако оно было жестоко подавлено и не встретило широкой поддержки в народе. Кроме того, напуганный появлением "неистового Че", боливийский режим призвал на помощь американские спецслужбы.
В октябре наступила развязка. Отряд Че Гевары был обнаружен с помощью новейших американских технических средств разведки и окружен специальными воинскими частями боливийской армии, выдрессированными ЦРУ, в районе деревни Вальегранде. Отряду был навязан бой в невыгодных условиях. При попытке вырваться из окружения Таня и ближайшие соратники Че погибли, спаслись очень немногие, а сам Гевара был ранен и захвачен в плен 8 октября. На следующий день после зверского допроса он был расстрелян в деревушке Хигуэра.
Страх врагов даже перед мертвым Че был так велик, что дом, где он был расстрелян, сравняли с землей и место захоронения сохранялось в тайне. Лишь в июне 1997 года аргентинским и кубинским ученым удалось найти и опознать останки легендарного команданте. Они были перевезены на Кубу и 17 октября 1997 года с почестями захоронены в мавзолее города Санта Клара.

2

  • Автор: Guest1435
  • Администратор
  • Guest1435
  • Откуда: Клайпеда
  • Зарегистрирован: 2006-11-12
  • Приглашений: 0
  • Сообщений: 1837
  • Пол: Мужской
  • Возраст: 38 [1986-02-03]
  • Провел на форуме:
    6 дней 2 часа
  • Последний визит:
    2009-04-11 20:28:02

основные даты жизнь:
14 июня 1928 г.
В городе Росарио, Аргентина, родился Эрнесто Гевара, первенец Эрнесто Гевары Линча и Селии де ла Серны.

С 1946 г. - по 1953 г.
Студент медицинского факультета Национального университета в Буэнос-Айресе.

1950 г.
Матрос на нефтеналивном судне. Совершает путешествие на Тринидад и в Британскую Гвиану.

С февраля 1952 г.- по август 1952 г.
Путешествует вместе с Альберто Гранадосом по странам Латинской Америки. Посещает Чили, Перу, Колумбию и Венесуэлу, откуда возвращается самолетом через Майами (США) в Буэнос-Айрес.

1953 г.
Заканчивает учебу в университете и получает диплом врача.

С 1953 г. - по 1954 г.
Совершает второе путешествие по странам Латинской Америки. Посещает Боливию, Перу, Эквадор, Колумбию. Панаму, Коста-Рику, Сальвадор. В Гватемале принимает участие в защите правительства президента Х. Арбенса. после поражения которого поселяется в Мексике.

С 1954 г. – по 1956 г.
В Мексике работает врачом и в Институте кардиологии.

1955 г.
Встречается с Фиделем Кастро, вступает в его революционный отряд, участвует в подготовке экспедиции на “Гранме”.

С июня по август 1956 г.
Заключен в тюрьму города Мехико за принадлежность к отряду Фиделя Кастро.

С 25 ноября по 2 декабря 1956 г.
Направляется из порта Туспан на яхте “Гранма” в числе 82 повстанцев во главе с Фиделем Кастро на Кубу.

С 1956 г - по 1959 г.
Участник революционно-освободительной войны на Кубе, дважды ранен в боях.

С 27 по 28 мая 1957 г.
Бой при Уверо.

5 июня 1957 г.
Назначен майором, командиром четвертой колонны.

21 августа 1958 г.
Получает приказ перебазироваться в провинцню Лас-Вильяс во главе восьмой колонны “Сиро Редондо”.

16 октября 1958 г.
Колонна Че достигает гор Эскамбрая.

Декабрь 1958 г.
Предпринимает наступление на город Санта-Клару.

С 28 по 31 декабря 1958 г.
Че руководит сражением за Санта-Клару.

1 января 1959 г.
Освобождение Санта-Клары.

2 января 1959 г.
Колонна Че входит в Гавану,где занимает крепость Кабанью.

9 февраля 1959 г.
Че президентским декретом провозглашается гражданином Кубы с правами урожденного кубинца.

2 июня 1959 г.
Сочетается браком с Алеидой Марч.

С 13 июня по 5 сентября 1959 г.
По поручению кубинского правительства совершает поездку в Египет, Судан, Пакистан, Индию, Бирму, Индонезию, Цейлон, Японию, Марокко, Югославию, Испанию.

7 октября 1959 г.
Назначается начальником департамента промышленности Национального института аграрной реформы (ИНРЛ).

26 ноября 1959 г.
Назначается директором Национального банка Кубы.

5 февраля 1960 г.
В Гаване участвует в открытии Советской выставки достижений науки, техники и культуры, впервые встречается с А. И. Микояном. В мае в Гаване выходит книга Че "Партизанская война".

С 22 октября по 9 декабря 1960 г.
Посещает во главе экономической миссии Кубы Советский Союз, Чехословакию, ГДР, КНР, КНДР.

23 февраля 1961 г.
Назначается министром промышленности и членом Центрального совета планирования, который вскоре возглавляет по совместительству.

17 апреля 1961 г.
Вторжение наемников на Плайя-Хирон. Че возглавляет войска в Пинар-дель-Рио.

2 июня 1961 г.
Че подписывает экономическое соглашение с СССР.

24 июня 1961 г.
Встречается с Юрием Гагариным в Гаване.

Август 1961 г.
представляет Кубу на конференции Межамериканского экономического совета в Пунта-дель-Эсте (Уругвай), на которой разоблачает империалистический характер создаваемого США “Союза ради прогресса”. Посещает Аргентину и Бразилию, где ведет переговоры с президентами Фрондиси и Куадросом.

2 марта 1962 г.
Назначается членом Секретариата и Зкономической комиссии Объединенных революционных организаций (ОРО).

8 марта 1962 г.
Назначается членом Национального руководства.

15 апреля 1962 г.
Выступает в Гаване на профсоюзном конгрессе трудящихся Кубы, призывает к развертыванию социалистического соревнования.

С 27 августа по 8 сентября 1962 г.
Находится в Москве во главе кубинской партийно-правительственной делегации. После Москвы посещает Чехословакию.

Со второй половине октября по начало ноября 1962 г.
Возглавляет войска в Пинар-дель-Рио.

Май 1963 г.
ОРО преобразовывается в Единую партию кубинской социалистической революции Че назначается членом ее Центрального Комитета, Политбюро ЦК и Секретариата.

Июль 1963 г.
Находится в Алжире во главе правительственной делегации на праздновании первой годовщины независимости этой республики.

16 января 1964 г.
Подписывает кубино-советский протокол о технической помощи.

С 20 марта по 13 апреля 1964 г.
Возглавляет кубинскую делегацию на конференции ООН по торговле и развитию в Женеве (Швейцария).

С 15 по 17 апреля 1964 г.
Посещает Францию, Алжир, Чехословакию.

С 5 по 19 ноября 1964 г.
Находится в Советском Союзе во главе кубинской делегации на праздновании 47-й годовщины Великой Октябрьской социалистической революции,
11 ноября 1964 г. - выступает в Доме дружбы на учредительном собрании Общества советско-кубинской дружбы.

С 9 по 17 декабря 1964 г.
Участвует во главе кубинской делегации в Генеральной Ассамблее ООН в Нью-Йорке.

Вторая половина декабря 1964 г.
Посещает Алжир.

С января по март 1965 г.
совершает поездку в КНР, Мали, Конго (Браззавиль), Гвинею, Гану, Дагомею, Танзанию, Египет, Алжир, где участвует во 11 экономическом семинаре афроазиатской солидарности.

14 марта 1965 г.
Возвращается в Гавану.

15 марта 1965 г.
последнее публичное выступление на Кубе, выступает с отчетом о зарубежной поездке перед сотрудниками министерства промышленности.

1 апреля 1965 г.
Пишет прощальные письма родителям, детям, Фиделю Кастро. 8 октября Фидель Кастро зачитывает на учредительном заседании Центрального Комитета Коммунистической партии Кубы прощальное письмо Че.

15 февраля 1966 г.
Направляет письмо дочери Ильде, в котором поздравляет ее с днем рождения.

7 ноября 1966 г.
Прибывает в партизанский лагерь на реке Ньянкауасу, Боливия.

28 марта 1967 г.
Начало военных действий партизанского отряда (Армии национального освобождения Боливии), возглавляемого Че (Рамон, Фернандо).

17 апреля 1967 г.
Публикация в Гаване послания Че в адрес Трехконтинентальной организации солидарности.

20 апреля 1967 г.
Арест боливийскими властями Дебрэ, Бустоса и Роса.

29 июля 1967 г.
Открытие в Гаване учредительной конференции, Организации латиноамериканской солидарности.

31 августа 1967 г.
Гибель отряда Хоакина, в том числе партизанки Тани.

8 октября 1967 г.
Бой в ложбине Юро, раненый Че попадает в плен.

9 октября 1967 г.
Убийство Че “рейнджерами” в селении Игера.

15 октября 1967 г.
Фидель Кастро подтверждает гибель Че в Боливии.

Июнь 1968 г.
В Гаване выходит первое издание "Боливийского дневника” Че.

3

  • Автор: Guest1435
  • Администратор
  • Guest1435
  • Откуда: Клайпеда
  • Зарегистрирован: 2006-11-12
  • Приглашений: 0
  • Сообщений: 1837
  • Пол: Мужской
  • Возраст: 38 [1986-02-03]
  • Провел на форуме:
    6 дней 2 часа
  • Последний визит:
    2009-04-11 20:28:02

Че познает Америку

Главная страница >>Биография >>
Че познает Америку

31 декабря 1956 года госпожа Селия де ла Серна де Гевара, жительница фешенебельного района Буэнос-Айреса — Норте, получает загадочное послание: "Родная, истратил четыре, осталось три".
Переданное с Кубы в Аргентину по необычным каналам и по своему значению не выходящее за рамки интересов одной семьи, это послание стало по существу первым из нескончаемой серии сообщений международных агентств о старшем сыне госпожи Селии.
Из послания она заключает, что жизнь ее сына подверглась смертельной опасности, но он выжил. Единственный ключ к расшифровке таинственных строк — сердце матери, которая знает насмешливый характер своего сына Эрнесто; в Аргентине говорят, что у кошки — семь жизней.
Несколько лет спустя донья Селия узнает подробности случившегося.

ЧЕ: "Передо мной был рюкзак, полный медикаментов, и ящик патронов. Вместе их тащить было тяжело. Я взял патроны, оставил медикаменты и бросился через поляну к зарослям тростника. Рядом со мной бежал товарищ по имени Арбентоса. Одна из очередей настигла нас обоих. Я почувствовал сильный удар в грудь, ощутил острую боль в шее и решил, что моя песенка спета".
ЭМИЛИО АРБЕНТОСА: Я заметил, что Че ранен, но не припомню сейчас, кого из нас пуля настигла раньше. Тогда многие товарищи были ранены, Че не был исключением.
КАРЛОС БЕРМУДЕС: В этой перестрелке одна из пуль попала в ящик с патронами, который он прижимал к груди, и рикошетом отлетела в шею. Я подбежал к нему, увидел на шее кровь, но он отдал мне приказ с видом, не терпящим возражений... он категорически приказал оставить его и продолжать бой
РАФАЭЛЬ ЧАО: Когда нас настигли в Алегриа-де-Пио, именно я перевязал ему рану на шее. Она была не столь опасна, как ему показалось сначала: пуля застряла под кожей.

В то время в армии США в качестве легкого пехотного оружия наиболее распространены были револьверы и автоматы 46-го калибра. Армия США снабжает оружием войска Батисты. Войска Батисты б декабря 1956 года настигают и атакуют в Алегриа-де-Пио революционеров, высадившихся с "Гранмы". Эрнесто (его уже называют "Че") Гевара стоит на пороге славы. В этот период начинается героическая биография человека, родившегося 14 июня 1928 года в городе Росарио, индустриальном центре Аргентины с 900 тысячами жителей.

4

  • Автор: Guest1435
  • Администратор
  • Guest1435
  • Откуда: Клайпеда
  • Зарегистрирован: 2006-11-12
  • Приглашений: 0
  • Сообщений: 1837
  • Пол: Мужской
  • Возраст: 38 [1986-02-03]
  • Провел на форуме:
    6 дней 2 часа
  • Последний визит:
    2009-04-11 20:28:02

Детство
Детство, астма и переезды от одной границы сельвы к другой; большие города и горы, похожие на Сьерра-Маэстру.

Город этот стал местом его рождения совершенно случайно. Накануне донья Селия в сопровождении своего супруга Эрнесто Гевары Линч отправляется из Мисьонеса в Буэнос-Айрес. Своего первенца она предпочитает подарить миру в аргентинской столице. В 1928 году Мисьонес — территория, не доросшая еще до звания провинции. Не надеясь получить в этом захолустье должную медицинскую помощь, донья Селия отправляется в дальний путь. Она может себе позволить такую роскошь: ее супруг — человек состоятельный, владелец плантации парагвайского чая мате на территории, прилегающей к границам Бразилии и Парагвая. Проехав более половины пути, донья Селия вынуждена сделать остановку в Росарио: здесь появляется на свет Эрнесто Гевара де ла Серна. Как только новорожденный достаточно окреп, чтобы перенести путешествие, чета Гевара возвращается в Мисьонес. В те времена это можно было сделать двумя способами: в пропыленном поезде пересечь часть пустыни Чако или на пароходе, блистающем роскошью конца прошлого века, подняться вверх по Паране в направлении парагвайской столицы, а в конце пути пересесть на более мелкое судно, так .как Мисьонес, как известно, расположена вблизи гигантского водопада Игуасу и река по мере приближения к нему становится все менее судоходной.
Провинция Мисьонес обязана своим названием тем самым миссиям, в которых испанские иезуиты-колонизаторы учили местное население — в большинстве своем индейцев гуарани — смирению и покорности. На языке гуарани и по сей день говорят не только в Мисьонесе, но и в соседней аргентинской провинции — Корриентес, а также на приграничных территориях Бразилии, например в Фос-ду-Игуасу, и в Парагвае. За полтора столетия до рождения Эрнесто Гевары в городке Япей — бывшей миссии иезуитов в провинции Корриентес — появился на свет другой аргентинец, с которым у него будет немало общего. Его имя Хосе де Сан-Мартин. О первых двух годах жизни случайного уроженца Росарио известно немного. В этом возрасте — тогда семья Гевара уже перебралась в Буэнос-Айрес — Эрнесто переносит первый приступ астмы. Эта болезнь преследует его в течение всей жизни. Происхождение ее в данном случае аллергическое. Его отец - Дон Эрнесто -- обычно спит рядом с кроваткой своего первенца, чтобы в случае необходтмости прийти на помощь. Двумя годами позже, в 1932 году,— будущему Че уже четыре года — врачи предлагают семье сменить климат. Буэнос-Айрес, неудачно построенный испанцами в сырей низине, не отличается от других городов-гигантов и по степени загрязнения воздуха. Семья Гевара де ла Серна все еще живет в достатке и может совершить такой переезд. Выбор падает на Кордову.
Кордова — провинция, географически расположенная в центре Аргентины; ныне, благодаря выстроенным гидроэлектростанциям, индустриальный, а в прошлом — сугубо аграрный район. Климат сухой. Горы высотой не более двух тысяч метров. Аргентинцы называют их "сьеррами". Они немного похожи на Сьерра-Маэстру и привлекают множество туристов — мелких и средних буржуа. Те, кто знал его в детстве, говорят, что уже тогда в нем чувствовался дух мятежный, натура смелая, не боящаяся риска. Семейство Гевара обосновывается в Альта-Грасия — одном из самых красивых городов провинции, вблизи ее столицы — Кордовы.

ПЕПЕ АГИЛАР: Это маленький, зимой почти безжизненный городок. Делится он на два района: верхний и нижний. В верхнем преобладают похожие друг на друга коттеджи, в которых обитает немало англичан. Один из домиков называется "Вилла Нидия". Здесь и живет семья Гевара до 1937 года.

В те времена американский империализм еще не запустил как следует в Аргентину свои когти, его проникновение не бросается в глаза. Страна в экономическом отношении находится под контролем британского капитала. Британское проникновение иного рода — тонкое, тактичное. И тут же: нищета в деревне, полная устраненность крестьян от участия в жизни страны, низкий образовательный уровень в городе. В 1930 году генерал Урибуру сверг пользовавшееся популярностью правительство президента Иригой-ена, пометав тем самым конгрессу национализировать нефть. 3а пять лет жизни в Альта-Грасии Эрнесто Гевары де ла Серна астма не оставляет его в покое. У него две сестры и два брата — Се-лия, Роберто, Анна-Мария и Хуан-Мартин. Эрнесто уже умеет читать и писать. Донья Селия сама берется за его образование: из-за приступов астмы ему не удается регулярно ходить в школу. Он выполняет также уроки, заданные на дом его сестрам и братьям. В Аргентине обязательно шестилетнее начальное образование. Два года он проучился как следует, остальные, по свидетельству матери, кое-как.

АГИЛАР: Сначала он учится в школе "Хосе де Сан-Мартин", но затем, думаю из-за неполадок с дисциплиной, он попадает в нашу школу — "Мануэль Бельграно". Это государственная светская школа.

Эрнесто 12 лет, у него начинает формироваться характер. Он еще ребенок, но в нем уже чувствуется мятежный дух, натура смелая, не боящаяся риска.

АГИЛАР: Помню, у него была учительница, большая любительница раздавать шлепки. Вот для нее-то он и засунул однажды в штанишки кусок кирпича. Произошел, конечно, грандиозный скандал.

Однако уже в этом возрасте непокорность и непочтительность сочетаются в нем с высоким чувством ответственности.

АГИЛАР: Однажды его родителям пришлось съездить в Буэнос-Айрес и на время своего отсутствия оставить у нас своих четверых детей. Нас тоже было четверо братьев, и таким образом в доме оказалось сразу восемь ребят. Моей матери было нелегко управляться с такой оравой, но Эрнесто неожиданно повел себя очень смирно и все эти дни относился к моей матери с особым уважением.

В 1941 году, когда Гитлер нападает на СССР, Эрнесто Гевара вступает в пору отрочества, начинает штудировать курс средней школы. В Аргентине идут два последних года черного периода, начавшегося в 1930 году. Правительство, верное интересам олигархий, укрепляет свои позиции путем мошеннических выборов, подкупа, а когда необходимо, при помощи полицейских маузеров.

5

  • Автор: Guest1435
  • Администратор
  • Guest1435
  • Откуда: Клайпеда
  • Зарегистрирован: 2006-11-12
  • Приглашений: 0
  • Сообщений: 1837
  • Пол: Мужской
  • Возраст: 38 [1986-02-03]
  • Провел на форуме:
    6 дней 2 часа
  • Последний визит:
    2009-04-11 20:28:02

Учеба в колледже
Жюль Верн, Шарль Бодлер, Александр Дюма, Фрейд, Перес Гальдос, регби и "буфосо".

удущий ЧЕ поступает в национальный колледж "Дин Фьюнс" города Кордова и ездит туда каждый день из Альта-Грасии. Это также государственное, светское учебное заведение.

АГИЛАР: В то время мы читали очень много. Любимыми книгами того возраста были романы Жуля Верна, Александра Дюма. У семьи Гевара был плохонький "Крайслер" тридцатого года. На нем мы все вместе ездили в колледж. За рулем — донья Селия.

Читает он запоем и, несмотря на свою астму, а скорее вопреки ей, очень активен (очевидно, уже в то время он задался целью стать сильнее своего недуга). Впоследствии они переселяются в Кордову, но "Виллу Нидия" не продают и еще проводят в ней пару каникул. 4 июня 1943 года путем военного переворота свергнуто мошенническое правительство президента Кастильо, и начинается бурный период преобразований и хаоса, продолжающийся и до наших дней. К тем временам относится начало карьеры полковника Хуана Перона. В 1943 году в стране наблюдается размах студенческого движения. В 1943 году, в пятнадцатилетнем возрасте, Эрнесто Гевара ставит под сомнение состоятельность так называемых мирных форм борьбы.

АЛЬБЕРТО ГРАНДОС: Я арестован вместе с другими товарищами за участие в демонстрации против полицейских акций, направленных на подрыв университетской автономии. Брат приносит мне еду. С ним Эрнесто — его приятель по колледжу. Я говорю им, что учащиеся средней школы тоже должны выйти на улицу, чтобы разъяснить массам, за что нас бросили в тюрьму. А он мне отвечает: "Выйти на улицу, чтобы полиция безнаказанно гуляла по нашим спинам дубинкой, — увольте. Я выйду, только если мне дадут " буфосо".

На аргентинском жаргоне, которому пытаются подражать школьники, "буфосо" означает пистолет, револьвер.
Почти 20 лет спустя, безотносительно к этому эпизоду, он замечает:

ЧЕ: "В пятнадцать лет человек уже понимает, за что собирается отдать свою жизнь; и не боится отдать ее, если, конечно, в его сердце есть идеал, за который он способен пойти на самопожертвование".

Этот случай, разумеется, нельзя объяснить каким-то политическим опытом Эрнесто Гевары де ла Серна — его еще не было у пятнадцатилетнего юноши; скорее всего, объяснение можно найти в его характере. К таким же методам он прибегает в своей "личной войне" против астмы. Он занимается грубыми, требующими большой силы и выносливости видами спорта — футболом и регби. И неплохо получается: он выступает во второй команде регбистов клуба "Аталайя". У него склонность к активной физической деятельности.

ГРАНАДОС: Он с удовольствием ходит с нами в походы. Мы приобретаем множество пригодившихся нам впоследствии знаний: как разбить лагерь, поставить палатку с небольшим количеством средств.

Но он ощущал большую тягу к общечеловеческой культуре.

АГИЛАР: Я вспоминаю наши дискуссии о Бенито Пересе Гальдосе и других писателях-романистах.
ГРАНАДОС: Диапазон его интересов простирается от стихов Шарля Бодлера до спорта.
АГИЛАР: Помню, как удивился мой отец — врач, узнав, что Эрнесто в 14 или 15 лет уже зачитывался Фрейдом.
ГРАНАДОС: У его отца была библиотека, и Эрнесто был главным читателем.
АГИЛАР: Французский он выучил с матерью; не знаю, были ли у него другие преподаватели. Ему очень нравился этот язык.
ГРАНАДОС: Он учился в средней школе, я - уже в университете, но меня поражала его образованность и глубина знаний; мы стали друзьями.
АГИЛАР: В те времена он увлекался поэзией, часто декламировал стихи Пабло Неруды и других поэтов.

6

  • Автор: Guest1435
  • Администратор
  • Guest1435
  • Откуда: Клайпеда
  • Зарегистрирован: 2006-11-12
  • Приглашений: 0
  • Сообщений: 1837
  • Пол: Мужской
  • Возраст: 38 [1986-02-03]
  • Провел на форуме:
    6 дней 2 часа
  • Последний визит:
    2009-04-11 20:28:02

Юношеские увлечения
Юношеские увлечения и империалистическое засилье, математика и пренебрежение к условностям.

С 1944 года материальное положение семьи Гевара де ла Серна начинает ухудшаться. Эрнесто совершает поступок, абсолютно не свойственный его характеру: не бросая занятий, становится муниципальным чиновником. Работает в дорожном управлении в Вилья-Марии, недалеко от Кордовы. Скромного заработка хватает лишь на личные расходы. В 1946 году Эрнесто получает степень бакалавра, и вся семья, материальное положение которой пошатнулось, переезжает в Буэнос-Айрес. Закончилась вторая мировая война, и американский империализм усиливает свое проникновение в Аргентину. Посол США Спрейль Брэден, тупой и наглый "супермен", поддерживает на президентских выборах кандидата, которому его соперник, к тому времени уже генерал, Перон наносит сокрушительное поражение. Брэден душой и карманом голосует за Паскуаля Тамборини, которого поддерживают большинство партий, и чуть ли не руководит предвыборной кампанией. Ловкий Перон выдвигает лозунг, в котором ставит на карту честь нации ("Брэден или Перон"), и выигрывает. Легко понять, что все эти события, начиная с 1946 года, накладывают отпечаток на формирование политических взглядов будущего Че, который в тот момент поступает на медицинский факультет государственного университета Буэнос-Айреса.

ФЕРНАНДО БАРРАЛЬ: Мы с ним познакомились, кажется, в 1941 году. Я приехал из Испании, после гражданской войны, и чувствовал большую разницу между нами. Втайне я даже завидовал решимости, смелости и самоуверенности Эрнесто. Отвага была одной из самых ярких черт его характера. Полное отсутствие страха перед опасностью, огромная уверенность в себе и абсолютная независимость суждений.
ГРАНАДОС: Нас удивило его решение заняться медициной; мы все считали, что он пойдет учиться на инженера, так как он обладал определенными познаниями в технике и математическими способностями.

Столько талантов у юноши: увлечение психологией, литературой, математикой, поэзией, спортом, медициной... Не типичный ли перед нами вундеркинд с гипертрофированным интеллектуальным развитием, которому чуждо все человеческое? Нет.

БАРРАЛЬ: Вспоминаю одну поездку за город в гости к кузине Эрнесто, дочери аргентинского поэта, участвовавшего в войне в Испании, этакого коммуниста из буржуазии. Кузина — тонкая, умная, очень приятная девушка. Я был очарован ею. Много лет спустя Че признавался мне, что он был влюблен в свою кузину и ухаживал за ней.
АГИЛАР: Году в пятьдесят втором или раньше он ухаживал за очень красивой девушкой, которая к тому же принадлежала к одной из самых богатых семей Кордовы.
БАРРАЛЬ: Среди девушек, с которыми дружит семья Агилар, одна считается невестой Эрнесто.

Но он, как всегда, независим и мятежен.

БАРРАЛЬ: В обращении с девушками он полностью лишен предрассудков и пренебрегает условностями. В некотором роде для родителей он фигура скандальная.
Равнодушие к музыке; снова муниципальный чиновник; первые путешествия; к военной службе непригоден.
Но одним талантом природа все-таки обделила разностороннего юношу:

АГИЛАР: Он полностью лишен музыкальности. Никогда я не видел, чтобы он восхищался музыкой или слушал ее. Гранадос с трудом научил его танцевать танго, но он никогда не приглашал на танец, предварительно не убедившись с помощью Гранадоса, что музыка, которую исполняют,—действительно танго.
ГРАНАДОС: Во время нашей поездки по Америке на одном вечере заиграли модный в то время танец — байон. Я подмигнул Че, потому что это была любимая мелодия его де-зушки из Кордовы, и я подумал, что та навеет ему приятные воспоминания, но он истолковал мои знаки иначе: поднялся, пригласил какую-то девушку и танцевал с ней танго, пока звучала мелодия, не имевшая ничего о6щего с этим танцем.

Почему вдруг такой пробел в сознании человека, обладающего огромным интеллектуальным диапазоном?

АГИЛАР: Он объяснил мне, что произведение живописи человек охватывает взглядом и, созерцая картину, вносит в нее что-то свое, воссоздает какое-то время, событие; то же происходит и с литературой; что же до музыки, то она оставляет его безучастным.

Материальное положение семьи Гевара де ла Серна продолжало ухудшаться. В 1947 году им пришлось продать с убытком плантацию мате в Мисьонесе. Изучая медицину, Эрнесто подрабатывает — очень немного — в муни-ципалитете Буэнос-Айреса и трудится над проблемами аллергии — бесплатно — в частном исследовательском институте, где можно приобрести много полезных знаний и навыков. В 1946 году, когда Эрнесто Геваре де ла Серна исполнилось 18 лет, он собрался выполнить свой долг в соответствии с законом о всеобщей воинской повинности. Однако врачи признали его непригодным к военной службе. Во время каникул он путешествует. Путешествует неутомимо и любым способом. На его счету несколько коротких и два больших путешествия. Одно он начинает на велосипеде с моторчиком и заканчивает пешком; а для того, чтобы совершить второе, нанимается моряком на корабль аргентинского торгового флота. В первый раз его путь проходит по аргентинским провинциям Тукуман, Мендоса, Сальта, Жужуй и ЛаРиоха, он пересекает горы и долины отрогов Анд. Во второй — это его первое путешествие за границу — он добирается до Карибского моря. Корабль отправляется из Комодоро-Ривадавия — нефтяного порта на юге Аргентины, следует до острова Тринидад и возвращается в Буэнос-Айрес. Впервые он побывал за границей... Заграница — вскоре это понятие теряет для него свой смысл. 16 января 1959 года кубинские врачи организуют прием в честь Эрнесто Че Гевары:

ЧЕ: "Признаюсь, я никогда не чувствовал себя иностранцем, ни на Кубе, ни в любой другой стране, в которой мне довелось побывать; моя жизнь была не лишена приключений. Я чувствовал себя гватемальцем в Гватемале, мексиканцем в Мексике, перуанцем в Перу, сегодня на Кубе я чувствую себя кубинцем, и, естественно, я всегда аргентинец, здесь и где бы то ни было — таков мой характер".

ГОНСАЛЕС БЕРМЕХО: Август 1961 года. Че бросает вызов двумстам журналистам, собравшимся в Пунта-дель-Эсте: он согласен дать пресс-конференцию, но с одним условием — ему могут задавать любые вопросы, и он на них будет отвечать, но журналисты должны обязательно опубликовать сказанное им. Один верноподданный уругваец, кажется из "Радио Карве", начал обстрел: — Майор Гевара, думаете ли вы когда-нибудь вернуться на свою бывшую родину? — Я обещал отвечать на любые вопросы, но не имел в виду провокации, тем более касающиеся страны, где я родился. Что касается моего понимания слова "родина", то оно, я уверен, шире и достойнее вашего, потому что моя Родина — вся Америка.

7

  • Автор: Guest1435
  • Администратор
  • Guest1435
  • Откуда: Клайпеда
  • Зарегистрирован: 2006-11-12
  • Приглашений: 0
  • Сообщений: 1837
  • Пол: Мужской
  • Возраст: 38 [1986-02-03]
  • Провел на форуме:
    6 дней 2 часа
  • Последний визит:
    2009-04-11 20:28:02

Первые путешествия
Предпринимает ряд длительных путешествий. За какие только работы не берется молодой скиталец!

Однако в пятидесятые годы в Буэнос-Айресе эта, по его словам, не лишенная приключений" жизнь только начинается. Он изучал предметы, связанные с медициной, и много путешествует по родной стране. Он начинает понимать, что государство состоит не только из городов, где действительность имеет свои особенности и кажется более утешительной, чем положение в стране в целом.

БАРРАЛЬ: Мы с Эрнесто были друзьями, но не близкими. Он резко отличался от всех нас — мы были более прилежными и более кроткими.

Он же был из другого, круче замешанного теста. Знания он схватывал на лету, все экзамены выдерживал, но в разряд примерных учеников его зачислить было нельзя.

ГРАНАДОС: Отметки его не очень беспокоили, он учил то, что ему могло пригодиться для будущей работы, не заботясь о том, как его знания будут оценены на экзамене.

Он целиком отдается любимому делу. Однажды с ним произошел такой анекдотичный случай.

АГИЛАР: В то время он составлял для личного пользования словарь по философии и делал это на работе. Как-то раз начальник пришел раньше обычного и увидел, что Гевара в конторе пока один и уже трудится в поте лица.Начальник его похвалил и представил к повышению.

29 декабря 1951 года вместе со своим другом Гранадосом он наконец приступает к осуществлению замысла, которое они откладывали уже в течение двух лет: совершить путешествие по Американскому континенту на свои собственные средства. Они садятся на мотоцикл; в багажнике только самое необходимое: зубная щетка, кое-что из одежды, запасные ботинки... Среди этих самых необходимых, по их мнению, вещей — пистолет. Еще не получен диплом врача, но он не спешит. С другой стороны, этим путешествием Эрнесто Гевара де ла Серна начинает второй и последний курс по другой специальности, к которой он готовится, не отдавая себе отчета. Вся подготовка состоит в том, что он путешествует, смотрит, слушает, оттачивает свои чувства и разум, познавая латиноамериканскую действительность. Из Кордовы они отправляются в Буэнос-Айрес и потом, покрыв расстояние в несколько тысяч километров, на юге пересекают Анды. Мотоцикл оказывается менее выносливым, чем оба приятеля, и разваливается, не доехав до Сантьяго. Остаток пути они проделывают пешком и с помощью "автостопа".

ГРАНАДОС: Нам просто повезло, что мотоцикл сломался, в противном случае путешествие оказалось бы для нас, в плане личного опыта, менее удачным.

Чтобы прокормиться, они берутся за любую работу: моют посуду, таскают мешки... Как настоящие бродяги, они ездят на поездах без билетов.. Январской ночью 1952 года Эрнесто Гевара де ла Серна спит в проходной шахты Чукикамата. Шахта принадлежит компании "Брэден Коппер Майнинг", глава которой — тот самый Спрейль Брэден. Чтобы добраться до Перу, они нанимаются матросами на корабль. В Лиме знакомятся с врачом-лепрологом и благодаря ему получают возможность посетить лепрозорий в Уамбо, расположенный в девственной сельве на высоте двух тысяч метров. Туда они добираются в течение II часов на мулах. Несколько дней они проводят на развалинах Мачу-Пикчу — замечательного священного города империи инков. Эрнесто Геваре де ла Серна 24 года. Он повидал небольшую часть Латинской Америки, но уже пришел к определенному выводу.
Развалины священного города, прокаженные, обезьяны, полицейские, астма и дождь. Нет революции без выстрелов.

ГРАНАДОС: Однажды вечером, лежа на жертвенном камне в Мачу-Пикчу, я предавался размышлениям вслух: хорошо бы попасть в правительство и осуществить революцию, чтобы ликвидировать ту нищету и отсталость, которые мы увидели у крестьян-индейцев кечуа и аймара. Выслушав меня, Эрнесто сказал: "Революция без выстрелов? Ты с ума сошел!.."

В Икитос, около истока Амазонки, у Эрнесто начался тяжелый приступ астмы. Пришлось лечь в больницу. После выздоровления Эрнесто друзья продолжают свой путь, направляясь в лепрозорий Сан-Пабло провинции Лорето. Там они работают в лаборатории и завязывают дружбу с прокаженными, для которых организуют в целях психотерапии спортивные развлечения — футбол, охоту на обезьян, походы. Друзья мечтают добраться до колумбийского города Летисиа, где по Амазонке проходит граница сразу с тремя странами — с Колумбией, Перу и Бразилией. Прокаженные строят для них плот, который получает название "Мамбо-танго". Они отплывают дождливым утром 20 июня 1952 года. На берегу царит большое оживление, звучат прощальные речи, песни, здравицы в честь обоих друзей. Два с половиной дня они плывут по Амазонке; проскакивают мимо Летисии, застревают на какой-то мели посредине реки, пересаживаются в лодку, с трудом выгребают против течения и наконец добираются до порта. В Колумбию они прибывают с пустыми карманами, огромной верой в себя и внешностью лесных бандитов, так как несколько месяцев провели под открытым небом. Вид их настолько подозрителен, что первый же полицейский тотчас отводит их в участок. Но и здесь они быстро заводят друзей, которые советуют им убраться подобру-поздорову из Колумбии, где тогдашний правитель Лауреано Гомес установил режим жестокой диктатуры. В тот год аргентинский профессиональный футбол восходит в зенит славы, и друзья используют конъюнктуру, чтобы устроиться на короткий срок на тренерскую работу. На накопленные деньги и пожертвования друзей-студентов они покупают билеты на автобус от Боготы до Кукуты — городка на границе с Венесуэлой. Оставив за спиной мост между двумя государствами, они объявляются в венесуэльском городе Сан-Кристобаль 14 июля 1952 года. Эрнесто Геваре де ла Серна 24 года. Несколько дней спустя вместе с Гранадосом он добирается до Каракаса. В венесуэльской столице он пробыл несколько дней, но это короткое пребывание имело для него немаловажное значение по двум причинам. Во-первых, в то время империалистическое засилье США в Венесуэле было значительно ощутимей, чем в Аргентине, и это явилось для Эрнесто полезным уроком. И во-вторых, Гранадос находит работу и решает остаться. Друзья заключают договор: Эрнесто возвратится в Буэнос-Айрес, получит диплом врача и снова приедет в Каракас. Но прежде чем вернуться в Аргентину, он на самолете, предназначенном для транспортировки скаковых лошадей, отправляется в Майами. Владельцем этой авиакомпании оказался друг семьи Гевара. Эрнесто воспользовался данным обстоятельством, чтобы познакомиться с Соединенными Штатами. Он решает пожить в Майами, тем более что вернуться в Венесуэлу он может в любой момент с очередным рейсом аэроконюшни. Стараясь растянуть свой мизерный капитал на возможно больший срок, он живет в Майами более чем скромно, питается без разносолов (сосиски, яичница с ветчиной, кофе с молоком). Ему удается прожить в СЩА почти месяц. Его часто можно увидеть в библиотеках " и среди латиноамериканцов, многие из которых находятся под надзором властей. Но деньги подходят к концу. Кроме того, у него начинают возникать конфликты с Федеральным бюро расследований. Эрнесто садится в самолет и вместе с американскими скакунами перелетает в Маракаибо, а оттуда едет в Буэнос-Айрес.

8

  • Автор: Guest1435
  • Администратор
  • Guest1435
  • Откуда: Клайпеда
  • Зарегистрирован: 2006-11-12
  • Приглашений: 0
  • Сообщений: 1837
  • Пол: Мужской
  • Возраст: 38 [1986-02-03]
  • Провел на форуме:
    6 дней 2 часа
  • Последний визит:
    2009-04-11 20:28:02

На пути к революции
Интеллектуальный подвиг; впервые видит оружие в руках народа.

В аргентинскую столицу он прибывает весной 1952 года. Отдых не помешал бы ему, но Эрнесто спешит.

АГИЛАР: Вернувшись, он заканчивает университет с космической скоростью; не очень хорошо, без блестящих отметок, но зато очень быстро.

В период между сентябрем 1952 и мартом 1953 года он совершает на университетском поприще настоящий подвиг: чтобы получить диплом врача, он сдает за этот срок, по словам его друга Гранадоса, одиннадцать или двенадцать, а по утверждению его матери, доньи Селии, семнадцать предметов. Свою дипломную работу он посвящает проблемам аллергии. С чем же вернулся Эрнесто из своего первого большого путешествия? Прежде всего он необычайно возмужал, расширил свой кругозор. Во-вторых, всегда открытый для восприятия любой действительности, он теперь начинает концентрировать свое внимание на проблемах его настоящей Родины — Латинской Америки.

АГИЛАР: Да, я заметил, что после своего первого большого путешествия он стал больше интересоваться политикой. Во время этого путешествия он начинает вести дневник и уже больше никогда с ним не расстается.
АГИЛАР: В Кордове он прочитал мне несколько страниц из своего дневника, посвященных Мачу-Пикчу. Он пишет о подавлении испанскими колонизаторами индейской культуры, что отразилось , в частности на архитектуре, о том, как на развалинах индейских храмов строились католические церкви.

В Аргентину он вернулся только затем, чтобы получить диплом, больше ему там оставаться незачем. Почти тотчас же, зимой 1953 года, он снова пускается в путь с намерением соединиться со своим другом Гранадосом в Каракасе. Свидание, которое год тому назад оба друга назначили в венесуэльской столице, имеет историческое значение, потому что по пути туда Эрнесто Гевара де ла Серна изменит свое решение.

ГРАНАДОС: Из Буэнос-Айреса он едет на поезде в Ла-Пас — расстояние около 6 тысяч километров. Мы называем этот поезд "молочницей"-он не пропускает ни одной остановки.
АГИЛАР: Я прощаюсь с ним на вокзале. Поезд очень плохой. Эрнесто едет во втором классе. В то время семья Гевара не процветает, положение ее ухудшается.

Примерно за год до этого (апрель 1952 года) в Ла-Пасе произошло крупное событие: трехдневная кровопролитная борьба вооруженных народных масс, нанесших поражение регулярной армии, позволила прийти к власти Виктору Пас Эстенсоро, президенту, избраннику партии Националистическое революционное движение, находившемуся в эмиграции в Буэнос-Айресе. За один год революция, руководимая НРД, еще не успела прийти к краху, и поэтому то, что увидел Эрнесто Гевара де ла Серна в боливийской столице, вызывало энтузиазм. На крутых улицах Ла-Паса, расположенного на высоте нескольких тысяч метров в Андах, меж приземистых белых домишек, где из-за большой разряженности воздуха любое физическое усилие дается с большим трудом, единственными вооруженными людьми были бойцы народной милиции.
Но пока он продолжает свое путешествие.
Случайная встреча в Эквадоре. Начинается история „Че", который потом закалится под бомбежками.

Позади остались озеро Титикака, территория Перу. Эрнесто прибывает в эквадорский город Гуаякиль и здесь встречается с аргентинским эмигрантом доктором Рикардо Рохо. Встреча эта абсолютно случайна. В то время Рохо стоит почти полностью на радикально левых позициях (впоследствии, ослепленный идеями Фрондиси, он становится одним из его идеологов и соратников). Рохо беседует с Эрнесто Геварой де ла Серна о событиях в Гватемале, где президент Хакобо Арбенс Гусман создал прогрессивное правительство и проводит аграрную реформу в ущерб американской компании "Юнайтед фрут". Гевара слушает с интересом, и, судя по всему, именно этот разговор побуждает его изменить маршрут и отказаться от поездки в Венесуэлу.

Рохо без особого труда убедил Эрнесто Гевару де ла Серна, что Гватемала представляет больший интерес, чем Венесуэла.

Эрнесто Гевара де ла Серна приезжает в Гватемалу в декабре 1953 года. Вот тут-то и начинается история "ЧЕ". Это короткое междометие, часто употребляемое аргентинцами в разговоре, служило в ту пору жителям Центральной Америки чем-то вроде обращения к любоиу аргентинцу. Очевидно, жители Центральной Америки поначалу звали его просто "че", а потом — Че. Он не возражает и даже превращает эту частицу в собственное имя и прославляет ее своим подвигом. Ныне, по крайней мере в Латинской Америке, Че — не только имя Эрнесто Гевары де ла Серна, это еще и определенная жизненная позиция. Гевара с удовольствием принял это имя.

ЧЕ: "Для меня "Че" означает самое важное, самое дорогое в моей жизни. Как же оно могло мне не понравиться? Совсем наоборот. Ведь имя и фамилия — это нечто маленькое, частное, незначительное", — говорит он в конце 1963 года.

Но ровно за 10 лет до этого он еще только прибывает в Гватемалу, и его только начинают называть Че. Естественно, что в Гватемалу он въезжает без гроша в кармане. Он — врач, но его диплом в другой стране недействителен, и чтобы практиковать, он должен выполнить ряд формальностей. Эрнесто пренебрегает этой бюрократической возней, которая к тому же отняла бы не меньше года.

ИЛЬДА ГАДEА: Из Эквадора в Панаму он добирается на самолете, но ехать дальше не может — нет денег. Приходится часть книг продать, часть заложить. В Гватемале он пишет ряд статей в один из журналов. Статьи о Мачу-Пикчу.

Очевидно, он находит практическое применение своему дневнику, но деньги зарабатывает не только пером.

ИЛЬДА: Чтобы заработать на хлеб насущный, он берется за самые разнообразные дела. Одно время он вместе с кубинцами подрабатывает на торговле во внутренних, районах страны.

Ильда Гадеа — перуанка, в то время находившаяся в эмиграции в Гватемале. Здесь с ней и знакомится Че. Впоследствии она сыграет большую роль в его жизни. В Гватемале он знакомится и с другими эмигрантами, в частности с кубинцами.

ДАРИО ЛОПЕС: Впервые я встретился с ним в Гватемале; он—в рваных ботинках, всегда в одном и том же костюме.

МАРИО ДАЛЬМАУ: Че пришел еще с одним аргентинцем (Рохо?) в нaш пансионат, они хотели познакомиться с нами, кубинцами

9

  • Автор: Guest1435
  • Администратор
  • Guest1435
  • Откуда: Клайпеда
  • Зарегистрирован: 2006-11-12
  • Приглашений: 0
  • Сообщений: 1837
  • Пол: Мужской
  • Возраст: 38 [1986-02-03]
  • Провел на форуме:
    6 дней 2 часа
  • Последний визит:
    2009-04-11 20:28:02

Гватемала
Вот каким предстает в этой истории империализм под псевдонимом „Дуайт Эйзенхауэр".

В то время в Гватемале было немало кубинцев, уцелевших после нападения на казармы в Байямо и Монкада. Среди них Ньико Ло-пес, погибший затем после высадки с "Гранмы". Необходимость проявляется в цепи случайностей: если бы Че не заключил дружеский договор с Гранадосом, он не отправился бы во второе путешествие; если бы во время этого путешествия он не встретился с Рикардо Рохо, не поехал бы в Гватемалу; если бы в Гватемале он не познакомился с Ильдой Гадеа и Ньико Лопесом...
Но тем временем в Гватемале назревает драма.

ДУАЙТ ЭЙЗЕНХАУЭР: "В то время в Гватемалу был назначен новый посол — Джон Пэрифуа. Он был послом в Греции и там узнал тактику коммунистов. Пэрифуа быстро пришел к совершенно определенному выводу относительно характера правительства Арбенса".
ДЖОН ПЭРИФУА: "Мне показалось, что этот человек (Арбенс) думал и говорил как коммунист, и если это не было выражено прямо, то могло сказаться впоследствии. Об этом я информировал Даллеса (Фостера Даллеса, автора "политики на грани войны"), который в свою очередь доложил президенту (Эйзенхауэру)".

Разумеется, в то десятилетие такое объяснение могло сойти за публичное оправдание — довольно широкие круги общественности еще давали запугать себя призраком коммунистической опасности. Однако причина американской агрессии против Гватемалы выглядела более прозаично: 24 февраля 1968 года президент Арбенс экспроприировал 225 тысяч акров необрабатываемой земли, принадлежащей "Юнайтед фрут компани". Для вторжения в Гватемалу Соединенные Штаты обучили и вооружили 1200 наемников, которых они принудили пересечь границу. В один из вечеров, еще до агрессии, Ильда Гадеа знакомит с Че Ньико Лопеса, Что касается теории, Че уже определился.

ДАЛЬМАУ: В это время у него уже довольно ясное марксистское мировоззрение. Он проштудировал Маркса и Ленина. Прочитал целую библиотеку марксистской литературы.

Определился Че и в том, что касается практики:

ИЛЬДА: Он просит, чтобы его отправили в район боев, но никто на него не обращает внимания. Тогда он пристраивается к группам противовоздушной обороны города, помогает им во время бомбежек, перевозит оружие...
ДАЛЬМАУ: Вместе с членами организации Демократическая молодежь он несет караульную службу среди пожаров и разрывов бомб, подвергая себя смертельной опасности.
ЧЕ: "Когда началось североамериканское вторжение, я попытался собрать группу таких же молодых людей, как я сам, чтобы дать отпор "фруктовым" авантюристам. В Гватемале надо было сражаться, но почти никто не сражался. Надо было сопротивляться, но почти никто не хотел это делать" (Из интервью, данного Хорхе Рикардо Масетти в Сьерра-Маэстре).
Глава, в которой описывается поражение и делается вывод: чтобы стать революционным врачом, прежде всего нужна революция.

Сопротивления нет. Пэрифуа вызывает военачальников правительства Арбенса и прямо в посольстве США требует, что они немедленно капитулировали. Арбенс объявляет о своей отставке и укрывается в мексиканском посольстве. Че и несколько кубинцев ищут убежища в посольстве Аргентины.

ДАЛЬМАУ: Гевару, меня и другого кубинца — Вегу помещают в консульстве. Затем посольство отделяет тех, кого считает коммунистами, от умеренных. Че попадает в число коммунистов, и его выселяют из консульства.
ИЛЬДА: Среди укрывшихся в посольстве Аргентины 13 человек считаются коммунистами, и среди них Че.

Перон, в то время еще президент Аргентины, посылает военный транспортный самолет, чтобы вывезти из Гватемалы попросивших убежища. Че отказывается лететь — он не хочет возвращаться в Буэнос-Айрес. Ему представляется возможность выехать на Гватемалы по суше в Мексику. В сентябре 1964 года он садится в поезд и едет в Тапа-чулу. По дороге знакомится с гватемальским эмигрантом Хулио Роберто Касересом Валье по прозвищу "Патохо". Они становятся друзьями.

ЧЕ: "У Патохо совсем не было денег, у меня — несколько песо. Я купил фотоаппарат, и мы стали контрабандой делать снимки в парках. Печатать карточки нам помогал один мексиканец, владелец маленькой фотолаборатории. Мы познакомились с Мехико, исходив его пешком вдоль и поперек, пытаясь всучить клиентам свои неважные фотографии. Сколько приходилось убеждать, уговаривать, что у сфотографированного нами ребенка очень симпатичный вид и что, право, за такую прелесть стоит заплатить мексиканский песо. Этим ремеслом мы кормились несколько месяцев. Понемногу наши дела налаживались..."

Мотания по городу в погоне за песо не отвлекали Гевару от его интеллектуальных и политических интересов.

ДАЛЬМАУ: Я вспоминаю его статью в газете... Мне хорошо запомнился заголовок: "Я видел свержение Хакобо Арбенса". Эта статья на деле свидетельствовала о/ решимости Че принять участие в борьбе Американского континента против вмешательства империализма в дела Гватемалы.
ЛОПЕС (ДАРИО): Помнится, я тоже читал странички, которые он редактировал: их было что-то около четырнадцати. Это был рассказ о том, что он видел в Гватемале, когда наемники империализма свергли Хакобо Арбенса.
ИЛЬДА: Гватемальские события окончательно убеждают его, что против империализма нужно вести вооруженную наступательную борьбу. Это становится его твердым убеждением.
ЧЕ: Почти всем известно, что я начал свою самостоятельную жизнь в качестве врача несколько лет назад (это он говорит в 1960 году). Но когда я еще только приступал к изучению медицины, большинство взглядов, которые присущи мне сейчас как революционеру, отсутствовали в арсенале моих идеалов. Я, как и все, хотел одерживать победы, мечтал стать знаменитым исследователем... добиться чего-то такого, что пошло бы на пользу человечеству. В силу обстоятельств и, наверное, благодаря своему характеру я начал путешествовать по Американскому континенту и хорошо узнал его... Путешествия мои проходили в таких условиях, что я смог тесно соприкоснуться с нищетой, голодом, болезнями, я видел, как не могут вылечить ребенка, потому что нет средств; как люди доходят до скотского состояния из-за постоянного чувства голода и обиды... И я понял, что есть задача, не менее важная, чем стать знаменитым исследователем или сделать существенный вклад в медицинскую науку, — она состоит в том, чтобы прийти на помощь этим людям... После долгих странствий, находясь в Гватемале, Гватемале Арбенса, я попытался сделать ряд заметок, чтобы выработать нормы поведения революционного врача. Я попытался разобраться: что же необходимо для того, чтобы стать революционным врачом. Но тут началась агрессия, агрессия, которую развязали "Юнайтед фрут", госдепартамент, Фостер Даллес — в общем-то это одно и то же... Вот тогда я понял главное: для того, чтобы стать революционным врачом, прежде всего нужна революция...

10

  • Автор: Guest1435
  • Администратор
  • Guest1435
  • Откуда: Клайпеда
  • Зарегистрирован: 2006-11-12
  • Приглашений: 0
  • Сообщений: 1837
  • Пол: Мужской
  • Возраст: 38 [1986-02-03]
  • Провел на форуме:
    6 дней 2 часа
  • Последний визит:
    2009-04-11 20:28:02

Встреча с Фиделем
После долгого ночного разговора с Фиделем Кастро он решает пойти на смертельный риск во имя светлого идеала.

Вполне закономерно, что с такими убеждениями он тотчас соглашается принять участие в революционном предприятии, которое посылает ему сама судьба... Он получает место врача в отделении аллергических болезней главной больницы Мехико. Это место ему досталось не по счастливой случайности и не по знакомству: он участвует в конкурсе на замещение вакантной должности и благодаря своим знаниям побеждает. В одно прекрасное утро к нему приходит кубинец, нуждающийся в лечении. Его сопровождает не кто иной, как Ньико Лопес. Встреча неожиданна я полна значения. Несколько дней спустя Ньико Лопес представляет его Раулю Кастро. А еще через несколько дней в доме Марии Антонии Гонсалес, кубинки, проживающей в Мексике (Мехико, улица Эмпаран, 49), Рауль Кастро знакомит его со своим братом Фиделем. Совпадение, не имеющее какого-либо значения, но любопытное: Фидель Кастро приезжает в Мексику в 1955 году 9 июля — в день Национального праздника Аргентины.

МАРИЯ АНТОНИА: Они познакомились через несколько дней после приезда Фиделя. Но во время их первой встречи не произошло ничего особенного, они просто познакомились.
Кто такая Мария Антониа
"Фидель, в этот миг я вспоминаю о многом, как познакомился с тобой в доме Марии Антонии..." — так начинается письмо, которым в апреле 1966 года Че прощается со своим другом, вождем Кубинской революции.

Дом Марии Антонии в Мехико, на улице Эмпаран, 49, состоит из гостиной-столовой, маленькой кухни, туалета, спальни и дворика. Дворик занимает самую большую площадь.
Мария Антониа — высокая, статная женщина, со светло-каштановыми волосами, ясными глазами, низким хрипловатым голосом. Она непрестанно курит одну сигарету за другой, в обращении с людьми добродушна, расторопно и прямолинейна.
Как же возникла связь между этим домом, этой женщиной и группой повстанцев?
В свое время Антониа вышла замуж за мексиканца и к 1954 году уже чувствует себя в Мехико старожилом. Один из ее братьев, Исидоро, эмигрирует в Мексику и приезжает к ней. (Подпольщик, подвергавшийся пыткам в полицейских застенках Батисты, он, скорее всего в результате нанесенных ему побоев, некоторое время спустя умирает.)
В Мехико начинают также прибывать уцелевшие участники нападения на Монкаду и на казармы в Байямо. Исидоро встречает на улице двоих, из них — Каликсто Гарсию и еще одного товарища. Оба бездомные и умирают с голоду.
Мария Антониа берет на себя заботу кормить их раз в день обедом. Через несколько дней этого ей показалось мало, и она начинает готовить с таким расчетом, чтобы они могли и поужинать.
Другие кубинские эмигранты поначалу обитают в гостинице "Гальвестон", но деньги кончаются, им негде спать и они приходят ночевать в дом Марии Антонии, где получают ужин, а потом и обед. Кубинские эмигранты продолжают прибывать в Мехико (23 июня 1955 года — Рауль Кастро, 9 июля — его брат Фидель, потом Хесус Монтане, за ним Хуан Мануэль Маркес...), и всегда находится добрая душа, которая знакомит их с Марией Атонией, затем неизменно следует приглашение к столу, и чаще всего человек остается там ночевать. Покупаются матрасы, которые стелют прямо на полу, потом — раскладушки, чтобы сделать квартиру проходимой днем. Вырабатывается даже целая система (система условных знаков, расписаний и паролей, в которой даже участвует почти фольклорный персонаж — владелец соседней лавки), которая помогает существовать в условиях подполья этой странной гостиницы, где вместо монет платят дружбой. Через несколько месяцев дом Марии Антонии официально превращается в штаб-квартиру революционеров, готовящихся к экспедиции на шхуне "Гранма". Вот здесь впервые встретились и познакомились Че и Фидель Кастро.

Нам довольно хорошо известно, какие мысли волновали Че в Мексике. Не трудно также представить себе и его облик в то время.

БЕРМУДЕС: Мы все помним, как он тогда выглядел. Его никогда не волновало, есть у него рубашка или нет, — для него это было делом второстепенным.
МАРИЯ АНТОНИА: После ареста нас повезли в тюрьму Шульц — место заключения эмигрантов. Там я увидела Че. В дешевом прозрачном нейлоновом плаще и старой шляпе он смахивал на огородное пугало. И я, желая рассмешить его, сказала ему, какое он производит впечатление.
ЛОПЕС (Дарио): Уже в то время внешний вид имел для него второстепенное значение. В Мексике у него был всего один костюм, кофейного цвета. Конечно, у него была смена белья, но костюм — один. Да и тот так износился, что Че наконец решил купить себе новый.

По другим свидетельствам все произошло несколько иначе.

ИЛЬДА: Помню, в один из очередных арестов, в тюрьме у него украли ту небогатую одежду, которая у него еще оставалась; Тогда мы решили купить ему в складчину новую, но боялись, что он не примет подарка. К нашему удивлению, он сразу загорелся этой идеей и даже согласился сам выбрать костюм. Так вот он выбрал костюм, темно-коричневого цвета, но тут же, не прошло и получаса, подарил его Каликсто Гарсии, своему товарищу по тюремному заключению.

Его непритязательность к себе не знает границ. Однажды, давая будущим своим товарищам по экспедиции на "Гранме" уроки оказания первой медицинской помощи, он показал, как делать внутримышечные и подкожные инъекции и в ходе практических занятий получил сто с лишним уколов — по одному или больше от каждого слушателя, в зависимости от способностей последнего. Ему потребовался только один долгий разговор с Фиделем Кастро, чтобы стать сторонником и участником его исторического начинания.

ЧЕ: "Я познакомился с ним в одну из тех холодных ночей в Мексике, и, помню, наш первый разговор был о международной политике. И в ту же ночь, спустя несколько часов, на рассвете я уже стал одним из участников будущей экспедиции".
МАРИЯ АНТОНИА: Однажды вечером, через несколько дней после своего первого знакомства, они долго беседовали с глазу на глаз. Я присутствовала там, но увидев, что они отделились от всех, я не стала спрашивать, о чем они толкуют.

Будущие участники экспедиции в то время подвергались преследованиям: за ними охотились агенты ФБР, федеральная полиция Мексики и агенты Басисты. Любая оплошность, предательство могли означать тюремное заключение, а следовательно, и срыв подготовки к экспедиции. И так случалось не раз.

МАРИЯ АНТОНИА: Когда нас вывели из тюрьмы на допрос, ему единственному надели наручники. Я возмутилась и заявила представителю прокуратуры, что Гевара не преступник, чтобы надевать ему наручники, и что в Мексике даже преступникам их не надевают.В тюрьму он возвращался уже без наручников Военной подготовкой руководил генерал Альберто Вайо, кубинец по национальности, офицер Республиканской армии во время гражданской войны в Испании. На последнем этапе подготовки Че выступал уже в качестве командира. По окончании курса обучения Вайо выставил оценки своим ученикам.

Самую высшую получил Че.

ЧЕ: "Моим первым, чуть ли не мгновенным впечатлением от наших первых занятий было, что победа возможна. Она представлялась мне сомнительной, когда я только познакомился с командиром повстанцев, с которым меня с самого начала связывала романтика приключений, а также мысль о том, что не так уж плохо умереть на прибрежном пляже чужой страны за столь возвышенные идеалы".

Большая часть подготовки осуществляется на ранчо или асьенде в районе Чалько на участке 16 километров в длину и 9 в ширину, расположенном высоко в горах и покрытом густой растительностью.

на фото:

Главная страница >>Биография >>

Встреча с Фиделем
После долгого ночного разговора с Фиделем Кастро он решает пойти на смертельный риск во имя светлого идеала.

Вполне закономерно, что с такими убеждениями он тотчас соглашается принять участие в революционном предприятии, которое посылает ему сама судьба... Он получает место врача в отделении аллергических болезней главной больницы Мехико. Это место ему досталось не по счастливой случайности и не по знакомству: он участвует в конкурсе на замещение вакантной должности и благодаря своим знаниям побеждает. В одно прекрасное утро к нему приходит кубинец, нуждающийся в лечении. Его сопровождает не кто иной, как Ньико Лопес. Встреча неожиданна я полна значения. Несколько дней спустя Ньико Лопес представляет его Раулю Кастро. А еще через несколько дней в доме Марии Антонии Гонсалес, кубинки, проживающей в Мексике (Мехико, улица Эмпаран, 49), Рауль Кастро знакомит его со своим братом Фиделем. Совпадение, не имеющее какого-либо значения, но любопытное: Фидель Кастро приезжает в Мексику в 1955 году 9 июля — в день Национального праздника Аргентины.

МАРИЯ АНТОНИА: Они познакомились через несколько дней после приезда Фиделя. Но во время их первой встречи не произошло ничего особенного, они просто познакомились.
Кто такая Мария Антониа
Гевара (на переднем плане) в тюрьме Мехико вместе с другими членами движения 26 июля. Женщина на фото - Мария Антония, в чьем доме впервые встретились Че Гевара и Фидель Кастро.(77464 bytes)
Гевара (на переднем плане) в тюрьме Мехико вместе с другими членами движения 26 июля. Женщина на фото - Мария Антония, в чьем доме впервые встретились Че Гевара и Фидель Кастро.

"Фидель, в этот миг я вспоминаю о многом, как познакомился с тобой в доме Марии Антонии..." — так начинается письмо, которым в апреле 1966 года Че прощается со своим другом, вождем Кубинской революции.

Дом Марии Антонии в Мехико, на улице Эмпаран, 49, состоит из гостиной-столовой, маленькой кухни, туалета, спальни и дворика. Дворик занимает самую большую площадь.
Мария Антониа — высокая, статная женщина, со светло-каштановыми волосами, ясными глазами, низким хрипловатым голосом. Она непрестанно курит одну сигарету за другой, в обращении с людьми добродушна, расторопно и прямолинейна.
Как же возникла связь между этим домом, этой женщиной и группой повстанцев?
В свое время Антониа вышла замуж за мексиканца и к 1954 году уже чувствует себя в Мехико старожилом. Один из ее братьев, Исидоро, эмигрирует в Мексику и приезжает к ней. (Подпольщик, подвергавшийся пыткам в полицейских застенках Батисты, он, скорее всего в результате нанесенных ему побоев, некоторое время спустя умирает.)
В Мехико начинают также прибывать уцелевшие участники нападения на Монкаду и на казармы в Байямо. Исидоро встречает на улице двоих, из них — Каликсто Гарсию и еще одного товарища. Оба бездомные и умирают с голоду.
Мария Антониа берет на себя заботу кормить их раз в день обедом. Через несколько дней этого ей показалось мало, и она начинает готовить с таким расчетом, чтобы они могли и поужинать.
Другие кубинские эмигранты поначалу обитают в гостинице "Гальвестон", но деньги кончаются, им негде спать и они приходят ночевать в дом Марии Антонии, где получают ужин, а потом и обед. Кубинские эмигранты продолжают прибывать в Мехико (23 июня 1955 года — Рауль Кастро, 9 июля — его брат Фидель, потом Хесус Монтане, за ним Хуан Мануэль Маркес...), и всегда находится добрая душа, которая знакомит их с Марией Атонией, затем неизменно следует приглашение к столу, и чаще всего человек остается там ночевать. Покупаются матрасы, которые стелют прямо на полу, потом — раскладушки, чтобы сделать квартиру проходимой днем. Вырабатывается даже целая система (система условных знаков, расписаний и паролей, в которой даже участвует почти фольклорный персонаж — владелец соседней лавки), которая помогает существовать в условиях подполья этой странной гостиницы, где вместо монет платят дружбой. Через несколько месяцев дом Марии Антонии официально превращается в штаб-квартиру революционеров, готовящихся к экспедиции на шхуне "Гранма". Вот здесь впервые встретились и познакомились Че и Фидель Кастро.

Нам довольно хорошо известно, какие мысли волновали Че в Мексике. Не трудно также представить себе и его облик в то время.

БЕРМУДЕС: Мы все помним, как он тогда выглядел. Его никогда не волновало, есть у него рубашка или нет, — для него это было делом второстепенным.
МАРИЯ АНТОНИА: После ареста нас повезли в тюрьму Шульц — место заключения эмигрантов. Там я увидела Че. В дешевом прозрачном нейлоновом плаще и старой шляпе он смахивал на огородное пугало. И я, желая рассмешить его, сказала ему, какое он производит впечатление.
ЛОПЕС (Дарио): Уже в то время внешний вид имел для него второстепенное значение. В Мексике у него был всего один костюм, кофейного цвета. Конечно, у него была смена белья, но костюм — один. Да и тот так износился, что Че наконец решил купить себе новый.

По другим свидетельствам все произошло несколько иначе.

ИЛЬДА: Помню, в один из очередных арестов, в тюрьме у него украли ту небогатую одежду, которая у него еще оставалась; Тогда мы решили купить ему в складчину новую, но боялись, что он не примет подарка. К нашему удивлению, он сразу загорелся этой идеей и даже согласился сам выбрать костюм. Так вот он выбрал костюм, темно-коричневого цвета, но тут же, не прошло и получаса, подарил его Каликсто Гарсии, своему товарищу по тюремному заключению.

Его непритязательность к себе не знает границ. Однажды, давая будущим своим товарищам по экспедиции на "Гранме" уроки оказания первой медицинской помощи, он показал, как делать внутримышечные и подкожные инъекции и в ходе практических занятий получил сто с лишним уколов — по одному или больше от каждого слушателя, в зависимости от способностей последнего. Ему потребовался только один долгий разговор с Фиделем Кастро, чтобы стать сторонником и участником его исторического начинания.

ЧЕ: "Я познакомился с ним в одну из тех холодных ночей в Мексике, и, помню, наш первый разговор был о международной политике. И в ту же ночь, спустя несколько часов, на рассвете я уже стал одним из участников будущей экспедиции".
МАРИЯ АНТОНИА: Однажды вечером, через несколько дней после своего первого знакомства, они долго беседовали с глазу на глаз. Я присутствовала там, но увидев, что они отделились от всех, я не стала спрашивать, о чем они толкуют.

Будущие участники экспедиции в то время подвергались преследованиям: за ними охотились агенты ФБР, федеральная полиция Мексики и агенты Басисты. Любая оплошность, предательство могли означать тюремное заключение, а следовательно, и срыв подготовки к экспедиции. И так случалось не раз.

МАРИЯ АНТОНИА: Когда нас вывели из тюрьмы на допрос, ему единственному надели наручники. Я возмутилась и заявила представителю прокуратуры, что Гевара не преступник, чтобы надевать ему наручники, и что в Мексике даже преступникам их не надевают.В тюрьму он возвращался уже без наручников Военной подготовкой руководил генерал Альберто Вайо, кубинец по национальности, офицер Республиканской армии во время гражданской войны в Испании. На последнем этапе подготовки Че выступал уже в качестве командира. По окончании курса обучения Вайо выставил оценки своим ученикам.

Самую высшую получил Че.

ЧЕ: "Моим первым, чуть ли не мгновенным впечатлением от наших первых занятий было, что победа возможна. Она представлялась мне сомнительной, когда я только познакомился с командиром повстанцев, с которым меня с самого начала связывала романтика приключений, а также мысль о том, что не так уж плохо умереть на прибрежном пляже чужой страны за столь возвышенные идеалы".

Большая часть подготовки осуществляется на ранчо или асьенде в районе Чалько на участке 16 километров в длину и 9 в ширину, расположенном высоко в горах и покрытом густой растительностью.

на фото:
Гевара (на переднем плане) в тюрьме Мехико вместе с другими членами движения 26 июля. Женщина на фото - Мария Антония, в чьем доме впервые встретились Че Гевара и Фидель Кастро.

11

  • Автор: Guest1435
  • Администратор
  • Guest1435
  • Откуда: Клайпеда
  • Зарегистрирован: 2006-11-12
  • Приглашений: 0
  • Сообщений: 1837
  • Пол: Мужской
  • Возраст: 38 [1986-02-03]
  • Провел на форуме:
    6 дней 2 часа
  • Последний визит:
    2009-04-11 20:28:02

Борьба начинается
Две книги бойцу перед отплытием восьмидесяти двух человек на шхуне, рассчитанной на восьмерых.

Чтобы сбить полицейских ищеек со следа, таких ранчо и домов было несколько. Как правило, будущие участники экспедиции жили маленькими группами и часто в таком же составе занимались военной подготовкой. Но понемногу они знакомились друг с другом.

ПАБЛО УРТАДО: Я его увидел впервые с Фиделем и Раулем, когда они обходили наши дома в Халапе и Веракрусе. В Веракрусе после усиленных тренировок я заболел. Че оказывал мне помощь.
АГЕДО АГИАР: Во время первой встречи с Че я отнесся к нему очень сдержанно. Я только что приехал с Кубы, где находился в подполье, и настороженно относился к людям. А тут еще иностранец...
КАРЛОС БЕРМУДЕС: Я познакомился с ним, когда он останавливал мне кровотечение после удаления зуба. В то время я еле-еле умел читать. А он мне говорит: "Я буду учить тебя читать и разбираться в прочитанном". ЛОПЕС (Дарио): Че сам подбирал марксистскую литературу в библиотечку для политзанятий.
АРБЕНТОСА: Не помню точно, при каких обстоятельствах, но однажды он сказал, что, когда закончится борьба на Кубе, он, если будет жив, продолжит борьбу в Латинской Америке.
БЕРМУДЕС: Занимаясь вместе с ним на ранчо Санта-Роса, я узнал, какой это был человек: всегда самый усердный, всегда преисполненный самым высоким чувством ответственности, готовый помочь каждому из нас. Потом, когда мы вместе попали в тюрьму, наши отношения стали еще теплее.
БЕРМУДЕС: Однажды он мне сказал: "Ты должен много читать, иначе будешь Простачок-три-пинка". Я не понял, и он объяснил: "Это такой простачок, который с одного пинка может так разговориться, что потребуется дать ему еще пару, чтобы заставить замолчать". Мы оба долго смеялись, Я очень сдружился с ним.
Однажды мы шли по улице, он вдруг зашел в книжный магазин и на те небольшие деньги, которые были у него, купил мне две книги — "Репортаж с петлей на шее" и "Молодая гвардия".

После нескольких месяцев подготовки, подполья и тюремного заключения выдался короткий период относительного спокойствия. Он посвящает его своей профессии. Заканчивается 1956 год.

МАРИЯ АНТОНИА: Если бы они не отплыли в намеченный срок, не известно, смогли бы они это сделать вообще. На следующий день после ухода "Гранмы" нам стало известно, что у федеральной полиции был список всех наших домов и лагерей и она смогла бы в любой момент наложить на них лапу.

Участники экспедиции нашли, на их взгляд, подходящее судно — шхуну "Гранма" длиной около 18 метров. Она стояла в порту Туспан, между Веракрусом и Тампико. За шхуну ее владельцу, богатому шведу Верйеру Грину было заплачено 12 тысяч долларов. Незадолго до того как отправиться, чтобы "стать свободными или умереть как герои", Че вступает в брак с Ильдой Гадеа и пишет прощальные письма.

АГИЛАР: Одно из писем накануне отплытия из Мексики он отправляет матери, донье Селии. Как-то она прочла мне несколько строк из него. Помнится, он писал, что знает, что борьба будет тяжелой. "Это все равно что драться со стеной", — кажется, так это звучало дословно.

Закончился период ученичества — длинный по количеству пройденных километров, короткий но числу лет, богатый по приобретенному опыту и твердости взглядов.
25 ноября 1956 года в два часа пополуночи он вместе с Фиделем и Раулем Кастро, а также с 79 другими повстанцами выходит на "Гранме" в открытое море. Ему 28 лет.
Борьба начинается.

12

  • Автор: Guest1435
  • Администратор
  • Guest1435
  • Откуда: Клайпеда
  • Зарегистрирован: 2006-11-12
  • Приглашений: 0
  • Сообщений: 1837
  • Пол: Мужской
  • Возраст: 38 [1986-02-03]
  • Провел на форуме:
    6 дней 2 часа
  • Последний визит:
    2009-04-11 20:28:02

Высадка

Че: — Будучи в Мексике, как-то вечером я познакомился с Фиделем Кастро. Мы проговорили всю ночь, обсуждая проблемы международной политики. А на рассвете я уже стал будущим участником экспедиции на шхуне “Гранма”.
Че: 25 ноября 1956 года в 2 часа ночи судно с погашенными огнями, набитое до отказа людьми и всевозможными грузами, вышло из Туспана. Стояла очень плохая погода, и хотя выход из порта был запрещен, устье реки оставалось пока спокойным. Пересекли вход в порт и через некоторое время зажгли огни. Началась качка, и мы стали лихорадочно искать средства против морской болезни, но ничего не находили; спели Национальный гимн Кубы и Марш 26 июля, это заняло всего минут пять. Затем судно стало представлять собой трагикомическое зрелище: из-за неприятного ощущения в желудке люди сидели с печальными лицами, обхватив руками животы, одни — уткнувшись головой в ведро, другие — распластавшись в самых неестественных позах, неподвижные, с запачканной рвотой одеждой.

— Во время длившегося почти восемь дней путешествия у большинства разболелись желудки, особенно больным выглядел врач аргентинец д-р Гевара, у которого начался сильнейший приступ астмы,— свидетельствовали участники экспедиции Марио Фуэнтес и Хосе Диас, схваченные военным командованием в Ориенте.
Рассказывает Пабло Уртадо, участник экспедиции на “Гранме”.
— Я видел, что у него ужасный приступ астмы. И несмотря на это, именно он заботился о нас и оказывал всем нам помощь, хотя мы страдали всего-навсего морской болезнью.

Гавана, 30 Ноября (ЮПИ). В 5.40 утра на улицах Сантьяго-де-Куба завязался ожесточенный бой, который продолжался все утро. Сантьяго-де-Куба расположен в юго-восточной оконечности острова, в 970 километрах от Гаваны. Подробности пока неизвестны. В полученных ЮПИ коротких телефонограммах сообщается, что перестрелка ведется в разных частях города.

Че: 30-го числа мы услышали по радио известие о вооруженных столкновениях в Сантьяго-де-Куба, которые организовал наш незабвенный Франк Паис, пытаясь приурочить их к предполагаемой высадке экспедиции. На следующую ночь, 1 декабря, когда v нас уже были на исходе запасы воды, горючего и продовольствия, мы взяли курс прямо на Кубу, тщетно стараясь разглядеть огни маяка на мысе Крус. Только днем мы пристали к кубинскому берегу в районе пляжа Лас-Колорадас, в месте, известном под названием Белик. Нас заметили с торгового судна и сообщили по радио о нашем местонахождении войскам Батисты. Мы торопливо сошли со шхуны, захватив с собой самое необходимое. В спешке мы угодили в болото, и тут нас атаковала авиация. Однако среди густого кустарника, покрывавшего болото, нас нельзя было различить с самолета и нанести нам серьезный урон. Тем не менее это означало, что армия диктатора шла по нашим следам.

Газета “Пренса либре” в номере от 2 декабря писала: “Прибывший в Гавану в пальто и касторовой шляпе артист Бинг Кросби заявил: — Я приехал сюда только играть в гольф”.
Телефонограмма

Штаб ВВС, Военный городок, 30 ноября 1956 года Генерал-адъютанту армии
Докладываю, что катер 65 футов длиной, белого цвета, без названия, под мексиканским флагом воздушным патрулированием над побережьем всего острова с 5.45 до 17.00 не обнаружен.
Табернилья Пальмеро, полковник штаба ВВС.

Каролина: Селия часто приезжала к нам в гости, и как-то раз мы с Кресенсио поехали а Пилон и завернули к ней. С нами был сын Кресенсио, Игнасио,— он работал шофером и нередко заезжал к Селии. Меня все эти поездки и беседы очень удивили. Когда мы с Игнасио остались вдвоем в машине, я спросила: “О чем это вы— ты, Кресенсио и Селия — так много говорите?”
Он слегка улыбнулся и стал рассказывать — говорил всю дорогу от Пилона до нашего дома. Скоро будет революция, говорил Игнасио, приедет Фидель Кастро, сейчас ведется активная подпольная работа.
Помню, вскоре они стали приходить к нам в дом с оружием и у речки практиковались в стрельбе. Приносили пистолеты и автоматы — они их обычно заворачивали в газеты. Вся подготовка велась в строжайшей тайне: то и дело приходили и уходили люди, молчаливо обменивались взглядами, говорили тихо, всячески старались соблюдать конспирацию.
Телефонограмма

Генерал-адъютант, Главный штаб армии, Военный городок, 1 декабря 1956 года
Начальнику оперативного отдела ВМС Гавана
Прошу Вашего разрешения на поиски и захват белого катера 65 футов, без названия, под мексиканским флагом. Катер вышел из Туспана, Веракрус, Мексика, 25 ноября, предположительно направляется к берегам Ориенте. Прошу Сообщить о решении.
(Оперотдел № 698-С956) Генерал-адъютант армии бригадный генерал Родригес

Селия: С 29-го числа мы держали там грузовики, “джипы” и горючее. Создали группы в Мансанильо и Кампечуэле: всюду были наши люди, хорошо знавшие местность.
Кроме того, мы поддерживали контакты с семьей Кресенсио, с Акуньей — на случай, если бы высадка произошла в тех местах. Был с нами и Карраседо, по прозвищу “Полосатый”, а также сын Кресенсио, Игнасио, — он тогда работал на сахарном заводе, возил тростник. Впоследствии Игнасио погиб в бою под Хигуани.
Нашу группу из Кампечуэлы послали в горы, с тем чтобы они были наготове. Оружия у них, правда, почти не было — только две винтовки М-1.
Когда произошла высадка, мы находились в Сьерре. Ранним утром 29-го мы пришли к Кресенсио и прождали у него весь этот и следующий день. Помню, когда мы пришли, я сказала: “Кресенсио, вставайте! Прибыл Фидель, и вам надо собрать всех своих людей и идти ему навстречу, и чтобы никто ничего не знал”.
И Кресенсио очень спокойно ответил: “Одну минуточку”. Он вышел в соседнюю комнату и быстро вернулся “при полном параде”: туфли, гуайябера, галстук-бабочка и фетровая шляпа — будто бы собрался идти на праздник. Только у пояса револьвер.

Аурора: Мне было тогда 14 лет, но я хорошо помню, что Селия пробыла у нас день или два, а потом пошла к моему брату Игнасио, где оставалась еще пару дней. Затем Игнасио отвез ее в Мансенильо. Это случилось накануне.
А на следующее утро к нам прибежала соседка и сказала: “Кресенсио, высадился Фидель!” Папа ушел, а мы остались дома и слышали гул пролетающих самолетов и разрывы бомб,

Селия:Мы сразу узнали о высадке по различным признакам. Начали бомбить район Никеро, перекрыли дороги, по ним шли только грузовики с солдатами.
Мы старались проникнуть в глубь Сьерры, чтобы установить связь с Фиделем. Но связи все не было, и я решила спуститься с гор: Игнасио к тому времени уже схватили в Пилоне. В это время дождей обычно не бывает, поэтому дороги там были в неплохом состоянии. До Никеро можно добраться за час, а оттуда до района высадки — за пятнадцать минут. У нас были наготове люди, чтобы вывести из строя телефонную линию между Никеро и Пилоном и оставить войска без связи. Тогда одна группа участников высадки с “Гранмы” могла бы атаковать Никеро, а другая — Пилон.

В Пилоне они чувствовали бы себя уже почти что в Сьерре, потому что он расположен на южных отрогах Сьерра-Маэстры. И тогда не было бы никаких проблем. Но... Высадись они не возле болота, а на отмели, все было бы по-другому: после высадки взяли бы грузовики и “джипы”, заправились горючим и без тру да захватили бы казармы — ведь у них было оружие, а нападение было бы внезапным.

“Боэмия”: Самолет военно-воздушных сил "Каталина" описывал широкие круги над заливом Гуаканайябо. Он то углублялся на несколько миль в море, то снова возвращался к земле и летел вдоль неровной кромки берега, над мелководьем и песчаными отмелями. Пейзаж представлял собой однообразную картину: вода, горы сельва, без всяких признаков человеческой жилья. Это был один из самых удаленных труднодоступных районов на востоке страны Но вот самолет стал снижаться, экипаж оживился. Внизу, как крохотная точка на море виднелось какое-то суденышко. Оно стоял неподалеку от берега, напротив устья реки Белик. Самолет снизился. Теперь суденышко находилось одновременно в поле зрения бинокля и под прицелом авиационного пулемета 50-го калибра.
При более тщательном наблюдении удалось установить, что это было не рыбачье судно а катер, окрашенный в зеленый и белый цвет длиной около 50 футов. Присутствие его при подобных обстоятельствах в этом месте означало, что только что произошла высадка экспедиционного отряда.

Абилио Кольядо: В шесть часов утра 2 декабря мы подошли пляжу Лас-Колорадас, расположенному севере восточнее мыса Крус. Как сейчас помню, Фидель отдал приказ:
— Высаживаемся здесь!
Перед высадкой спели Национальный гимн, Фидель произнес короткую речь. Затем мы разделились на небольшие группы и начали npыгать в воду. Выходили на берег по узкой, заболоченной полосе. Продвигаться было очень трудно, мутная вода доходила иногда до плеч Ho вот, наконец, под ногами твердая почва. Мы — на Кубе.

Рене Родригес: Мы думали, что высадимся в Никеро, — так был план Фиделя. Но точно курс выдержать не удалось: маяк, по которому можно было ориентироваться, не нашли. Когда рассвело, стоял у правого борта.
Расстроенный и озабоченный Фидель мне:
— Предупреди людей, будем высаживаться отмели.
Я пошел к носовой части, передал слова Фиделя и тут же вернулся к нему. Тогда он сказал мне:
— В воду!
С винтовкой в руках и вещевым мешком за плечами я прыгнул в воду и сразу же увяз в грязи. Тогда я ухватился за якорь и объяснил Фиделю, что мы попали в болото. Он коротко приказал:
— Иди вперед!
Я пошел вперед, почти утопая в грязной болотной жиже. Когда добрался до мангровых Зарослей, присел на ствол отдохнуть. Скоро стали подходить и другие товарищи.

Хулио Кортасар: Положение наше было — хуже некуда, но по крайней мере мы хоть не болтались больше в море на проклятой посудине, среди блевотины, шквала и кусков размокших галет, среди пулеметов и грязной пены... Хорошо еще, что оставалось немного сухого табака, потому что Луис (на самом деле его звали не Луис, но мы поклялись до победы забыть наши настоящие имена) сообразил спрятать его в жестяную банку, которую мы открывали с большей осторожностью, чем если бы в ней были скорпионы. Но разве поможет табак или ром, когда пять дней кряду суденышко болтается, как пьяная черепаха, безжалостно дует северный ветер, вздымая огромные валы, руки растерты в кровь дужками ведер; когда тебя душит чертова астма, а добрая половина твоих товарищей страдают от морской болезни и сгибаются пополам при рвоте, словно вот-вот переломятся надвое!

Фаустино Перес: Мы высадились в районе Лас-Колорадас, хотя, как правильно сказал товарищ Хуан Мануэль Маркес, это была не высадка, а настоящее кораблекрушение!..

Аугусто Кабрера:Это было второго декабря 1956 года. Я ничего еще не знал об этом, но пришел один знакомый, Антонио, и сказал, что высадился экспедиционный отряд. Сначала я не поверил — тогда много говорили о революции, ну, я и подумал, что это просто “утка”.
— Это правда? — спросил я.
— Конечно, правда. Вон как солдаты зашевелились.
Посидели мы с ним, выпили кофе, поговорили.
А когда он ушел, послышались взрывы бомб — это самолет бомбил кокосовые рощи у побережья.
Я убедился, что мой знакомый сказал правду. Как я уже говорил, это было ранним утром второго числа.

Че: Когда мы высадились, нас разгромили. Мы совершили очень тяжелый переход на катере “Гранма” — 82 человека, не считая судовой команды. Шторм заставил нас изменить курс, большинство страдало от морской болезни. Питьевая вода и продовольствие кончились, и, в довершение всех бед, когда мы подошли к острову, судно застряло в болотистом грунте. С воздуха и с берега нас безостановочно обстреливали, и вскоре в живых осталось меньше половины из нас — или в полуживых, если учесть наше состояние. Из 82 человек нас вместе с Фиделем осталось 12. А вскоре наша группа уменьшилась до семи человек, так как остальные пять куда-то пропали. Вот что осталось от гордой армии Движения 26 Июля. Прижавшись к земле, не открывая огня из опасения обнаружить себя, мы ждали последнего решения Фиделя. А вдали гремели выстрелы морской артиллерии и беспрерывно стучали авиационные пулеметы.

Луис Креспо: Когда мы высадились, я оказал первую помощь Че. Дело в том, что мой отец страдал астмой, и, когда я вижу астматика, я вспоминаю свою семью, своего больного отца. Так вот, когда я спросил, где Че, мне сказали, что там, в болоте. А пройти туда никто не мог. Но я все-таки до него добрался и говорю: “Дай-ка я тебе помогу”. А он отвечает: “Не нужно мне никакой помощи”. Я настаиваю: “Нужно, ты очень устал в этом болоте”. Тогда он мне говорит — мы с ним с самой Мексики были в простых отношениях: “Пошел ты, знаешь куда... Помощник нашелся! Я сюда драться приехал, а не за тем, чтобы мне кто-то помогал”. Но ведь он-то с астмой приехал! В общем, снял я с него мешок и говорю: “Ну, хватит, мы уже прибыли”.

Хулиан Пинья Фонсека: В то время Че выглядел молодым, очень молодым, хотя тяжелый морской переход и трудная высадка наложили свой отпечаток — он похудел, осунулся. Астма, скудная пища, бегство по болотам, а потом и марши по горам могли отнять силы у кого угодно. Но он старался не подавать вида, что ему тяжело, шутил, оказывал врачебную помощь, стоял на посту, всегда первым вызывался на трудные дела и вообще делал все, что мог.
У него была короткая, крепкая шея, широкая спина, свидетельствующая о недюжинной силе, черные глаза и волосы, открытый, с выступающими надбровными дугами лоб. Говорил он негромко, с небольшим акцентом уроженца Аргентины, но когда сердился, повышал голос и заставлял себя уважать.
0н никогда не сдавался: во время приступов астмы он бросался на землю и лежал, пока приступ не проходил. При этом не любил, чтобы его жалепи, проявляли к нему сострадание. В разного рода целебные снадобья он не верил, но если кто-то предлагал ему выпить крепкий напиток, он с удовольствием выпивал все до капли.
В то время, о котором я рассказываю, он был очень худ, на лице его резко выступали скулы, и он стал похож на китайца. Это впечатление усугублялось его маленькой бородкой и прямым и пристальным взглядом.

Аугусто Кабрера: В то утро слышались частые разрывы бомб. Самолеты пикировали на берег, исчезали за холмами, а потом раздавался взрыв, и самолет, набирая высоту, уходил в сторону моря. Бомбежка была довольно сильной, как во время самой настоящей войны. Правда, она велась беспорядочно, но была непрерывной.
Я не знал, что и думать: смотрел с непонимающим видом на жену, а она на меня. Разве мог я предполагать тогда, что под бомбами в ту минуту находились Фидель и Че, который, как я потом узнал, был болен астмой, что это высадился экспедиционный отряд, о котором говорил Фидель, что он прибыл из Мексики на крошечном катере, годном лишь для прогулок или рыбной ловли, но никак не для переброски патриотов на остров и их высадки на изобилующем рифами побережье, в заболоченном районе.
Но они прибыли, а мы с женой смотрели друг на друга, не зная, что происходило там, где падали бомбы.

“Юнайтед Пресс”: Правительственные военные самолеты сегодня ночью произвели обстрел и бомбардировку сил революционеров. Уничтожено 40 членов верховного командования Движения 26 Июля, в том числе их главарь Фидель Кастро, тридцати лет.

Че: Какой человек этот Фидель! Вокруг рвутся снаряды, а он встает и говорит:
“Смотрите, как стреляют. Испугались, значит. Боятся нас — знают, что мы с ними покончим”. И, не говоря больше. ни слова, вскидывает на плечо винтовку, берет вещевой мешок и становится во главе нашего маленького отряда.
Телефонограмма

Генерал-адъютант, Главный штаб армии Военный городок 2 декабря 1956 год.
Начальнику оперативного отдела руководства ВМС
Гавана по телетайпу
Штаб ВВС Военный городок
Прошу прекратить поиск катера “Гранма”: он захвачен ВМС близ Никеро. (Оперотдел № 698-С956.)
Генерал-адъютант армии бригадный генерал Родригес Авила

Аугусто Кабрера: Иду я третьего числа под вечер по усадьбе вижу — один крестьянин быков уводит. Я ему и говорю: “Зачем это вы быков уводите?” -“Тут, — отвечает, — пришли какие-то люди, хотят бунтовать, а быки эти не мои, как бы чего не случилось”. Я ему объясняю: “Нет, брат, они не грабители. Говорят, это Фидель Кастро. Они люди образованные, приехали Кубу освобождать, Не бойся”. А он говорит: “Ладно, только я на всякий случай бычков уведу”.
Наш разговор слышали Хуан Мануэль Маркес и его товарищи — их, наверно, человек восемь было.
Потом я в дом зашел, а немного погодя и они пришли. Я вошел в дом и сразу же оттуда вышел, слышу — во дворе кто-то говорит. Голос незнакомый. Это был Рене Родригес и еще двое товарищей, их имен я не помню, Я с ними поздоровался, они тоже, тепло так, как будто мы сто лет были знакомы. Рене Родригес говорит: “Это мы там высадились. Дней восемь или девять ничего не ели. Дайте нам что-нибудь”. — “Конечно, конечно, — отвечаю, — сейчас принесу”. А он мне: “Можем мы командира позвать?” — “Идите, — говорю, —и приводите его сюда”.
Они ушли и скоро вернулись с Хуаном Мануэлем и другими товарищами, которые ожидали их неподалеку.
Помню, у Хуана Мануэля были разорваны брюки на коленке, а фуражка была сдвинута набок. Он прежде всего попросил катушку ниток и иголку и все тщательно зашил.
Они показали мне свое оружие — хорошее оружие, с оптическим прицелом. У Хуана Мануэля была маленькая такая винтовка, прямо как игрушка.
Они пришли очень голодные, и я им дал поесть. Достал я мед — ведь я пасечник — и говорю: “Любите самбумбию?”—“А что это такое?” — спрашивают они хором. “Самбумбия— это пчелиный мед с водой и лимоном, вроде прохладительного напитка”.— “А,— говорят,— тогда давай”. Подал я им этот напиток, а Роберто Роке сказал: “Слушай, а как он делается? Очень уж вкусный”.
В тот момент жена как раз готовила обед, я ей и говорю: “Слушай, приготовь побольше, сделай немножко риса, положи побольше овощей, давай их накормим”, И мы их накормили.
Сварили кофе, я дал им сигары — у них совсем не было никакого курева, — и завязался разговор. К этому времени на дворе уже темнеть стало.

Гильермо Гарсиа: О высадке мы узнали только третьего числа.
Она произошла второго, в шестом часу утра: утром третьего декабря мы о ней узнали, к тому времени в Никеро уже замечалось большое движение войск.
Мы находились километрах в пятидесяти от места высадки. В тот день никто ничего не знал, все было спокойно, лишь рано утром третьего числа нам сообщили. Четвертого числа начались поиски по всему району — точнее, они началась еще на рассвете третьего декабря.
Третьего числа, в середине дня, мы ввели патрулирование в районе высадки: одновременно известили крестьян о том, что если появятся вооруженные люди, надо им оказхать помощь.
Правительственные войска все сильнее сжимали кольцо окружения, и пробраться к высадившейся группе было невозможно: повсюду были грузовики с солдатами.

Че: Из нашего военного снаряжения остались лишь винтовка, патронташ и несколько подмоченных патронов. Накануне ночью мы шли по просекам плантаций сахарного тростника сентраля Никеро, который в то время принадлежал Хулио Лобо. Чтобы утолить голод и жажду, мы жевали сахарный тростник и по неопытности срезали его около самой дороги и там же бросали остатки, но оказалось, что преследователи и не нуждались в этих косвенных уликах: через несколько лет выяснилось, что наш проводник был главным предателем.
Накануне ночью мы отпустили проводника — это было ошибкой, которую мы и потом еще не раз совершили в ходе борьбы, пока не поняли, что, находясь в опасной зоне, всегда нужно следить за лицами из гражданского населения, если ты не убежден в их преданности. Нам ни в коем случае нельзя было отпускать проводника.

Фидель Кастро погиб, пытаясь высадиться в провинции Ориенте, утверждала телеграмма Юнайтед Пресс от 3 декабря.

“Кастро не погиб”, — заявил Батиста.

Гавана, 3 декабря (АП).
Президент Фульхенсио Батиста заявил одному журналисту на приеме в Президентском дворце в честь группы американских бизнесменов, что “в провинции Ориенте, где на днях произошли достойные сожаления беспорядки, теперь все спокойно”. Он добавил: “Однако неверно сообщение, будто Кастро, пытавшийся на протяжении ряда лет подстрекать к мятежам, погиб. Мне кажется, что эти слухи возникли в связи с тем, что на маленькой шхуне, высадившей около сорока человек в отдаленном районе провинции Ориенте, якобы были обнаружены документы, в которых говорилось: "Эти десантные силы находятся под командованием генерал-майора Фиделя Кастро”. На вопрос, не думает ли он, что среди этих сорока человек был Кастро, Батиста ответил: “Думаю, что нет, полагаю, что он все еще в Мексике”.

Сантьяго-де-Куба, 8 Января. “В состав экспедиции входило три иностранца: аргентинский врач Гевара, мексиканец Селайя и некий Джинно, итальянец”, — заявил арестованный в этом городе участник экспедиции Роландо Санта-Рейес.

Че: Моя задача как военного врача заключалась в то время в лечении язв на израненных ногах. Я, кажется, помню последнего, кому оказал помощь в тот день. Товарища звали Умберто Ламотте, и этот день оказался последним в его жизни.
е: Мы искали дорогу к Туркино, самой высокой и недоступной вершине Сьерра-Маэстры, где собирались устроить свой первый лагерь. Крестьяне никакой сердечности к нам не проявляли. Но Фидель не расстраивался. Он всегда с улыбкой приветствовал их, и вскоре уже завязывалась дружеская беседа. Если нас отказывались накормить, мы без всякого протеста двигались дальше. Постепенно крестьяне начали понимать, что мы, бородатые “бунтовщики”, являли собой прямую противоположность тем, кто нас разыскивал. В то время как солдаты Батисты забирали у крестьян все, что им нравилось,— вплоть до женщин, — люди Фиделя уважали собственность гуахиро и щедро платили, когда покупали у них что-либо.

Аугусто Кабрера: В то время еще Рауль не был Раулем, Че не был Че, Фидель не был Фиделем. Че тогда никто не знал, у него еще не было биографии. Говорили просто, что он аргентинец, врач, который пришел с отрядом. Тогда он ничем не отличался от остальных, такой же бородатый, обросший, грязный. В те дни и началась его биография. Че в то время был не только врачом, но еще и простым солдатом, больным астмой. И он был молод, очень молод, даже на врача не похож.

Фаустино Перес: После высадки с “Гранмы”, через несколько часов после адской борьбы с мангровыми зарослями и грязью в страшном болоте, в которое мы попали, мы увидели первого крестьянина — угольщика. Кто-то пошел и привел его к нам, к Фиделю, и Фидель сразу сказал ему, кто мы и зачем пришли. Фидель сказал, что мы пришли сражаться за таких крестьян, как он, в общем, все ему просто и открыто объяснил: видишь ли, говорит, мы пришли сюда бороться с тиранией, с этим режимом, который эксплуатирует народ, и будем сражаться за вас, за крестьян, за трудящихся, за ваши права.
Крестьянина, конечно, мы сразу не убедили, это не так-то просто. Он поглядывал на нас с опаской, но в свою хижину пригласил, чтобы накормить, потому что мы были очень голодны. Долларов у нас почти не было, самое большее, что мы смогли бы наскрести в своих карманах, — это долларов 20—30. Но у нас еще оставались мексиканские песо, и когда крестьяне давали нам еду, мы платили им мексиканскими песо и говорили: сейчас мы не можем заплатить вам кубинскими деньгами, но мы дадим вам вот это, а в будущем, когда революция победит, вы сможете получить стоимость этих денег. Так мы с самого начала расплачивались с крестьянами: ну а потом необходимость в этом отпала, потому что крестьяне сами стали приносить нам еду и разные вещи и ни за что не хотели брать денег. Это выходило само собой, без всякой пропаганды -просто крестьяне видели поведение революционеров, их боевой дух, готовность к самопожертвованию, и это напоминало им борьб повстанцев-мамби. В то же время они видел жестокость режима тирании, когда правительственная авиация совершала зверские налеты и бомбила все без разбора. Батистовским офицерам не давали покоя “лавры” генерала Вейлера, испанского губернатора Кубы во врем войны за независимость, который сгонял сельских жителей в города, где они сотнями умирали там на улицах от голода и лишений. Так поступают вообще все военно-диктаторские режимы. И Батиста практически начал соперничать с Вейлером — он стал сгонять крестьян Сантьяго-де-Куба. Конечно, потом он от этого отказался и хотел снова вернуть крестьян на прежние места, но это было уже невозможно
С крестьянами обращались плохо, потому что они все активнее помогали партизанам. И получалось это само собой, так как партизан обращались с гуахиро хорошо, уважали их, среди партизан поддерживалась железная дисциплина, и никто не мог взять у крестьянина даже апельсин, не мог даже попросить его -все это нужно было делать только в установленном порядке.

Че: Мы с удовольствием обнаружили, что крестьяне ошеломлены нашим поведением. Ведь они привыкли иметь дело с армией Батисты. Но постепенно они становились нашими настоящими друзьями, и когда мы начали вести бои с отрядами сельской жандармерии, на которые мы внезапно нападали в гоpax, многие крестьяне стали выражать желание сражаться вместе с нами. Но эти первые бои с целью раздобыть оружие, засады, начавшие беспокоить жандармов, вызвали такой зверский терpop, какой даже трудно себе представить. В каждом крестьянине власти видели потенциального повстанца и часто расстреливали без всяких оснований. Если они узнавали, что мы прошли через определенный район, то сжигали все крестьянские дома, где мы могли остановиться. Когда батистовские солдаты приходили и не заставали дома мужчин — потому что они работали в поле или уехали в город, они, решив, что те ушли к нам (к нам действительно шло все больше и больше крестьян), расстреливали оставшихся. Террор, развязанный армией Батисты, несомненно, был нашим самым важным союзником в первый период. Видя эту беспримерную жестокость, крестьяне начинали понимать, что нужно покончить с батистовским режимом.

13

  • Автор: Guest1435
  • Администратор
  • Guest1435
  • Откуда: Клайпеда
  • Зарегистрирован: 2006-11-12
  • Приглашений: 0
  • Сообщений: 1837
  • Пол: Мужской
  • Возраст: 38 [1986-02-03]
  • Провел на форуме:
    6 дней 2 часа
  • Последний визит:
    2009-04-11 20:28:02

Бой у Алегриа-де-Пио
5 декабря 1956 года, Алегриа-де-Пио, рассказ угольщика

Мансанильо, 11 Декабря (соб. корр.). Хуан Васкес, 48-летний угольщик, житель Севилья-Аррибы, заявил сегодня журналистам, что он, будучи проводником регулярной армии, стал свидетелем первой стычки между повстанцами и солдатами.
— Армия использовала меня в качестве проводника в этом районе, — сказал он. — Я увидел повстанцев в тот момент, когда они находились на горе между Алегриа-де-Пио и поселком Хосе Перуро. Я видел, как в этой стычке были убиты двенадцать повстанцев и два солдата. Потом меня отвели домой и там оставили. Накануне я наблюдал, как четыре повстанца запасались провизией в лавочке братьев Годрас. Они расплачивались кубинскими деньгами. Они пообедали и выпили кофе в доме Маркоса Эрреры. Среди повстанцев был доктор Фидель Кастро с компасом в руках. После обеда Фидель, обращаясь к жителям поселка, сказал: “Если сюда придут войска, передайте им, что Фидель сказал: пусть они продолжат преследование” (газета “Эль паис”, 12 декабря 1956 года).

Че: Прислонившись к стволу дерева, мы с товарищем Монтане говорили о наших детях и поглощали свой скудный рацион — кусочек колбасы с двумя галетами,— как вдруг раздался выстрел. Прошла какая-то секунда, и свинцовый дождь обрушился на группу из 82 человек. У меня была не самая лучшая винтовка. Я умышленно попросил плохое оружие, так как находился в жалком состоянии: на протяжении всего морского путешествия меня мучил жестокий приступ астмы, и я не хотел, чтобы хорошее оружие пропадало в моих руках.

— Мы кинулись тогда врассыпную. Добежали до Пино и там натолкнулись на раненого Че,—говорит Хосе Понсе.
Участник экспедиции на “Гранме” Рафаэль Чао рассказывает:
— Так вот, пули летели со всех сторон. Я, как и все, побежал. Я бежал с одной только мыслью, чтобы пули не настигли меня, как вдруг понял, что в замешательстве мы все оставили на дороге. Но я продолжал бежать, желая спрятаться, и тогда увидел его, поднимавшего ящик с патронами.

Че: Возможно, впервые передо мной тогда возникла дилемма: посвятить себя служению медицине или выполнить долг революционного солдата. Впереди меня лежали набитый лекарствами рюкзак и ящик с патронами. Я не мог захватить одновременно две вещи — они были слишком тяжелы. Тогда, оставив рюкзак, я схватил ящик с патронами и перебежал открытое место, отделявшее меня от тростникового поля.

Говорит участник экспедиции на “Гранме” Эмилио Арбентоса:
— Мы оба были ранены одной и той же пулеметной очередью. Мне пуля попала сюда, в шею. Из носа полилась кровь, и мне показалось, что я умираю. В этот момент я увидел его, очень близко от себя. Он сидел на земле у ствола дерева. Я особенно не вглядывался в него, просто, пробегая, я увидел его сидящим на земле. У него тоже текла кровь. Я, лак сумасшедший, начал беспорядочно палить во все стороны.

Че: Я упал. Один раз, повинуясь какому-то смутному инстинкту раненого, я выстрелил в сторону гор. И в этот момент, когда все казалось потерянным, я вдруг стал думать, как лучше умереть. Я вспомнил старый рассказ Джека Лондона о том, как герой, понимая, что должен замерзнуть в холодных краях Аляски, прислонившись к стволу дерева, готовится с достоинством проститься с жизнью. Это единственное, что я помню.

Говорит участник экспедиции на “Гранме” Рафаэль Чао:
— К счастью, рана оказалась неопасной. Пуля лишь скользнула по шее. Я отдал ему свой платок, которым он обвязал шею. Второе ранение у него было в грудь, но, к счастью, тоже не очень тяжелое. Вот тогда мы и встретились с Альмейдой, с Рамирито и, кажется, с Бенитесом. Перестрелка продолжалась. Более четверти часа мы пролежали в поле. Самолеты летали над нашими головами, однако я думал, что на этот раз мы спаслись.
Альмейда: Нас было четверо. Со мной шли Че, Рамирито и Бенитес, потом мы встретили Камило, Густаво и Панчо.
Универсо: Фидель, Фаустино и я сидели в доме Монго Переса и ждали. Нам сообщили, где находятся остальные товарищи, и мы пошли искать их.

Когда двенадцать оставшихся в живых участников экспедиции на „Гранме" встретились, Фидель произнес свою самую короткую речь:

— Мы уже выиграли войну.

Че: Мы считаем, что революционному движению на Латиноамериканском континенте из опыта Кубы следует извлечь три основных урока:
1. Народные силы могут победить в войне против регулярной армии.
2. Не всегда нужно ждать, пока созреют все условия для революции. Очаг восстания может сам их создать.
3. В слаборазвитых странах Латиноамериканского континента ареной вооруженной борьбы в основном должна быть сельская местность.

“О прекрасные карибы!” (“Лайф”, декабрь 1956 г.). В Гаване рвутся бомбы террористов. В Гаити всеобщие забастовки заставили подать в отставку двух президентов. Острова, находящиеся под властью англичан, переживают муки, свойственные рождению нации... Однако, судя по статистическим данным о притоке туристов, никто на это не обращает внимания. Ласкаемые карибским бризом, обожженные солнцем, туристы-янки сорят деньгами на ставших модными Антильских островах. Эти зимние путешественники испытывают судьбу, играя в рулетку на улицах, где рвутся бомбы. Между тем ожидается, что за сезон они оставят там 139 миллионов долларов.

Че: 14 января 1957 года, немногим более месяца спустя после сражения при Алегриа-де-Пио, мы остановились у реки Магдалена, которую отделяет от Ла-Платы плоскогорье, расположенное между Сьерра-Маэстрой и морем и разграничивающее два маленьких бассейна этих рек. Там мы под руководством Фиделя проводили тренировочные стрельбы, чтобы научить людей обращаться с оружием — ведь некоторые стреляли впервые в жизни. Там же мылись после долгого перерыва, а у кого была возможность — меняли белье.
Вечером этого дня, перед тем как выйти в окрестности Ла-Платы, мы преодолели последнюю высоту.

Голливуд, 14 Января. Незадолго до смерти Хэмфри Богарт выглядел оптимистом. Он скончался от рака в 2 часа 10 минут ночи.

Гавана, 15 Января. На 45 дней отменены конституционные гарантии. “Надеюсь, что в скором времени они будут восстановлены”, — заявил Батиста.

14

  • Автор: Guest1435
  • Администратор
  • Guest1435
  • Откуда: Клайпеда
  • Зарегистрирован: 2006-11-12
  • Приглашений: 0
  • Сообщений: 1837
  • Пол: Мужской
  • Возраст: 38 [1986-02-03]
  • Провел на форуме:
    6 дней 2 часа
  • Последний визит:
    2009-04-11 20:28:02

Бой у Ла-Платы

Бой у Ла-Платы был первым успешным сражением Повстанческой армии. В этом, а также в следующем бою за, всю историю нашего движения мы имели больше оружия, чем людей.

Гавана, 18 января (ЮПИ). В 4 часа утра представители армии заявили, что смешанный патруль, состоявший из армейских и морских частей, завязал перестрелку с группой повстанцев. Перестрелка произошла в местности, известной под названием Ла-Плата, в провинции Ориенте. Потери составляют 8 человек. “С нашей стороны имеется 3 раненых и 2 убитых”, — заявил майор Поликарпио Чавиано.

Универсо: Я расскажу, как была атакована казарма Ла-Плата. Я расскажу все, как было. Послали меня и Луиса Креспо. Мы пошли и захватили какого-то сеньора с мальчиком. Он нам сказал, что за ними едет Чичо Осорио.

Че: Немного погодя появился упомянутый Чичо Осорио, пьяный; он ехал верхом на муле, с негритенком сзади. Универсо Санчес остановил Осорио, произнеся пароль сельской жандармерии, и тот мгновенно ответил “москит” — таков был отзыв на пароль.

Универсо: Тогда мы отвели его к Фиделю; мы делали вид, будто мы батистовские солдаты.

Че: Фидель с негодованием заявил Осорио, что он полковник правительственных войск и приехал узнать, почему до сих пор не уничтожены все повстанцы. Он сам, мол, был вынужден отправиться в горы, поэтому-то и оброс бородой, а правительственные войска — это не солдаты, а помойщики

Универсо: Чичо стал поносить солдат, хвалить одних крестьян и плохо отзываться о других. Мы понимали, что те, кого он хвалит,— плохие люди, а те, кого ругает,— это наши друзья.

Че: Фидель спросил управляющего, а что бы он сделал с Фиделем Кастро, если бы тот попал ему в руки, и Осорио, сделав выразительный жест, сказал, что ему следовало бы отрезать... “Вот, поглядите,— похвастался он, показывая солдатские ботинки мексиканского производства, которые носили повстанцы,— они принадлежали одному из этих сукиных сынов, которого мы прикончили”. Так, сам не сознавая этого, Чичо Осорио подписал себе смертный приговор.

Универсо: Мы его связали и для надежности привязали к дереву. А затем решили подойти поближе к казармам.

Че: Фидель открыл огонь двумя пулеметными очередями, его поддержали все имевшиеся в нашем распоряжении винтовки. Мы немедленно предложили солдатам сдаться, но безрезультатно. Как только началась перестрелка, приговор, вынесенный доносчику и убийце Чичо Осорио, был приведен в исполнение.

Универсо: В этот момент Че появился там, откуда выбежал солдат. Луис Креспо выстрелил, и солдат рухнул. Че бросился к нему, снял патронташ, а когда перевернул его на спину, солдат сказал: “Не убивай меня”. Че ему ответил: “Не шевелись, сейчас сюда придет врач”. Че лег за солдата, как за укрытие, и начал вести огонь по дому.

Че: Солдаты, почти не оказывавшие сопротивления, были ранены нашими выстрелами. Подсчитали вражеские потери: 2 убитых, б раненых и 3 пленных. С нашей стороны — ни одной царапины.

Два заявления для печати: “Я буду продолжать борьбу за общенациональное решение”,— Миро Кардона. “В связи с предпринятыми действиями я чувствую себя оптимистом”,— Карлос Прио. Две одинаково привлекательные женщины, но кто из них занимался прелюбодеянием? Мексиканский фильм, в главных ролях Сильвия Пиналь и Ана Луиса Пелуффо. Демонстрируется в кинотеатрах “Рейна”, “Фаусто” и “Куатро каминос”.

„Герберт Мэтьюз выдал демократическую индульгенцию силам, развязавшим красную войну в Америке",— заявляет министр обороны Сантьяго Вердеха Нейра.

Че: В те дни к нам прибыл комментатор газеты “Нью-Йорк таймс” Герберт Мэтьюз. Он сообщил всему миру — особенный отклик имело это известие на Кубе,— что мы точно находимся в горах Сьерра-Маэстра и что Фидель жив.

Лишь журналист, падкий на сенсацию, мог пустить эту “утку” о Сьерра-Маэстре. Это вымышленное интервью только поможет действиям Кастро, — сказал в заключение Вердеха Нейра.
Че:  В бою при Ла-Плате я приобрел в качестве трофея каску батистовского капрала и с гордостью носил ее. Отправившись осматривать позиции, мы углубились в лесную чащу. Дозор еще издали услышал наше приближение и увидел группу, возглавляемую человеком в батистовской каске. К счастью, в этот момент бойцы чистили оружие и заряженной оказалась лишь винтовка Камило Сьенфуэгоса, который и открыл огонь. Правда, он немедленно понял свою ошибку. Этот случай показывает, в каком напряженном состоянии мы все находились, ожидая боя, словно избавления.

на фото:
Фотография, запечатлевшая интервью Фиделя Кастро. “Нью-Йорк таймс” опубликовала эту фотографию, сопроводив ее следующим текстом: “Подтверждение. Фидель Кастро (справа), кубинский повстанческий лидер, во время интервью, которое он дал 17 февраля Герберту Мэтьюзу из “Нью-Йорк таймс” в своем убежище в горах Сьерра-Маэстра.
Плохое качество фотографии, сделанной одним из людей Кастро, объясняется отсутствием света”.

15

  • Автор: Guest1435
  • Администратор
  • Guest1435
  • Откуда: Клайпеда
  • Зарегистрирован: 2006-11-12
  • Приглашений: 0
  • Сообщений: 1837
  • Пол: Мужской
  • Возраст: 38 [1986-02-03]
  • Провел на форуме:
    6 дней 2 часа
  • Последний визит:
    2009-04-11 20:28:02

Партизаны в Ориенте
22 января 1957 года: Пальма-Моча.

У Кастро остается всего двадцать человек (“Информасьон”, 1 марта). Военные операции в Ориенте. Представители армии заявили: “У Кастро остается менее 20 человек”. Официальное сообщение: “Перемирие было заключено по просьбе повстанцев. Однако во время перемирия повстанцы неожиданно напали на патруль из 11 солдат, расположенный в нескольких хижинах, и уничтожили его. Генерал Батиста пообещал повстанцам, что он не нарушит права убежища, если они укроются в каком-либо иностранном посольстве, и даст им возможность выехать из страны. С другой стороны, он указал на опасные последствия в случае, если они попытаются пробиться сквозь охрану, чтобы ускользнуть морем. Во время последующих боев было убито 11 мятежников и 3 солдата. Затем потери повстанцев увеличились настолько, что остался лишь небольшой отряд, который действует, разбившись на группы по 2—3 человека. Можно считать, что положение в этом районе практически нормализовалось”.

Че: В то время как мы ожидали прибытия новых революционных отрядов, 13 марта по радио было передано сообщение, что совершено покушение на Батисту, и было названо несколько имен погибших в этой акции, в первую очередь имя студенческого лидера Хосе Антонио Эчеверрии, а также Менелао Моры. Как известно, достаточно было небольшого усилия, чтобы достичь этажа, где укрылся диктатор. И то, что могло стать сильным ударом против диктатуры, превратилось в бойню. Президентский дворец стал мышеловкой для тех, кто вовремя не сумел укрыться,

Рим, 13 марта. Торжественная церемония восхождения папы на престол. Рядом с троном, на котором несли его святейшество, шли 18 кардиналов, 50 архиепископов и епископов, дипломаты из 50 стран. Папа дал благословение более 20 тысячам верующих.

Че: На следующий день стало известно, что член партии ортодоксов Пелайо Куэрво Наварро, занимавший непреклонную позицию в отношении Батисты, был убит, а его тело брошено в аристократическом уголке в районе Кантри-клаб, известном под названием “Эль-Лагито”.

Кантри-клаб — бал по случаю карнавала. Король Момо с характерным для него весельем и оживлением вчера вечером воздвиг свой трон в Венторрильо в Кантри-клабе, где состоялся прелестный праздник по случаю карнавала, на который собралась вся знатная публика, завсегдатаи этого аристократического клуба.

Он был очень требователен. Особенно был требовательным к себе. Поэтому мы его так любили. Он никогда не был приспособленцем.

Че: Подкрепление составило 50 человек, из них только 30 имели оружие. Получили два автомата системы “мэдзен” и “джонсон”. За несколько месяцев жизни в горах мы превратились в ветеранов. В прибывшем отряде мы обнаружили те же недостатки, которые были присущи участникам экспедиции на “Гранме”: отсутствие дисциплины, непривычка к преодолению трудностей, нерешительность, неприспособленность к походной жизни.

Изучайте английский язык. Гаванская Бизнес-экэдеми. 10 отделений. Требуется служанка — белая девушка. Работа от 7 утра до 7 вечера. Плачу хорошее жалованье: 25 песо в месяц. Обращаться по адресу: улица Агила, 314, угол Нептуно. Землетрясение в Сантьяго (Эрнандес Солер. По телефону). Жители Сантьяго пережили тревожный момент, когда в 10.55 утра произошел легкий толчок. Об ущербе и жертвах сообщений нет.

Че: В эти дни особенно чувствовалась разница между двумя группами: наша — дисциплинированная, сплоченная, закаленная в боях. Группа новичков переживала наши “болезни” первых времен. Новички не привыкли есть один раз в сутки. В их рюкзаках было много ненужных вещей. Чтобы избавиться от лишнего веса, они предпочитали выбросить банку сгущенного молока, а не расстаться с полотенцем.

Открытие летнего сезона в магазине “Энканто”. Свободу, но не равенство провозглашает новая мода. Кристиан .Диор, вступая во вторую декаду своего существования, предлагает “свободную линию”. Современная женщина в силу своей индивидуальности завоевала право отличаться от других и носить только то, что ей идет. Не забудьте посетить магазин “Энканто”, там вы увидите последние новинки!

Че: Мы уже представляли значительную силу. Обсуждались планы ближайших действий. Я предложил напасть на первый же сторожевой пост, чтобы закалить новых товарищей. Но Фидель и другие товарищи решили в течение некоторого времени совершать длительные переходы, чтобы приучить новичков к трудностям жизни в лесу и в горах и переходам по крутым склонам. Отряды проходили подготовку с большим энтузиазмом и выполняли поставленные задачи. Боевое крещение произошло в битве при Уверо.

Продолжаются поиски трех американцев. Сантьяго-де-Куба. Воинские подразделения продолжают поиски 3 молодых американцев, исчезнувших из своих домов в Гуантанамо. Предполагается, что они находятся в Сьерра-Маэстре.

Че: Их было трое—молодых янки, сбежавших из отцовских домов на морской базе в Гуантанамо, чтобы примкнуть к сражавшимся. Двое из них так и не услышали ни одного выстрела в Сьерре и, измученные климатом и лишениями, вернулись. Их увез журналист Боб Тэйбер. Третий участвовал в битве при Уверо, но заболев потом, тоже уехал. Мы жалели, что они уходили, и в то же время радовались. Особенно я, потому что мне как врачу больше всего приходилось возиться с ними, они никак не могли приспособиться к суровым условиям нашей тогдашней жизни.

Как умеют отличиться кубинцы! Компания „Шелл" хочет достойно отметить участников гонки Большой приз Кубы. „Шелл" шефствует над кубинской командой.

Че: В эти дни испытаний мне наконец удалось заполучить брезентовый гамак. Этот гамак был драгоценным сокровищем, но по суровым партизанским законам его мог получить только тот, кто, победив лень, соорудил себе гамак из мешковины. Владельцы гамаков из мешковины имели право на получение брезентовых гамаков по мере их поступления. Однако я не мог, из-за своей аллергии, пользоваться гамаком из мешковины. Ворс от мешковины меня очень раздражал, и я вынужден был спать на земле. А без гамака из мешковины я не имел права рассчитывать на брезентовый. Фидель узнал об этом и сделал исключение, приказав, чтобы мне выдали гамак. Я навсегда запомнил, что это случилось на берегах Ла-Платы, когда мы поднимались по отрогам гор к Пальма-Моче. Это было на следующий день, после того как мы впервые отведали конины.
Конина была не только роскошной пищей, более того, она стала как бы боевой проверкой приспособляемости людей. Крестьяне из нашего отряда с возмущением отказались от своей порции конского мяса, а некоторые считали Мануэля Фахардо чуть ли не убийцей. В мирное время он работал мясником, и вот мы воспользовались его профессией, чтобы поручить ему заколоть лошадь. Эта первая лошадь принадлежала крестьянину по имени Попа, который жил на другом берегу Ла-Платы. Попа после кампании по ликвидации неграмотности, должно быть, уже научился читать, и если ему в руки попадет журнал “Верде оливо” (этот рассказ был впервые напечатан там), то пусть он вспомнит ночь, когда трое партизан неприглядного вида постучали в двери его хижины. Они перепутали его с одним доносчиком и конфисковали старую лошадь, у которой была сильно побита спина. Через несколько часов лошадь стала нашей пищей. Для одних ее мясо было деликатесом, а для желудков крестьян явилось испытанием. Они считали себя чуть ли не людоедами, пережевывая мясо старого друга человека.

Армейский капрал — жертва нападения. От взрыва бомбы в Мороне погиб один человек. Армейский капрал тяжело ранен в результате покушения. В Сьего-де-Авиле произошел взрыв двух петард. В различных местах провинции Ориенте взорвались бомбы. Сегодня Служба военной разведки срочно сообщила о раскрытии террористического заговора. В нападении обвиняются 17 человек, задержанных с динамитными бомбами. Батиста осмотрел 35 новых полицейских машин, которые будут немедленно введены в эксплуатацию в Гаване. Молитва за мир между кубинцами. Мы с удовольствием воспроизводим прекрасную молитву, произнесенную его преосвященством епископом Пинар-дель-Рио монсеньором Эвелио Диасом Сиа.

„Укусит и убежит"—так пренебрежительно нередко отзываются о действиях партизанского отряда. Да, именно так он и действует: укусит, ждет, подстерегает, снова кусает и снова бежит, не давая покоя врагу. На первый взгляд может показаться, что в таких действиях есть что-то негативное, на самом же деле отступления, уклонение от открытого боя являются просто особенностью стратегии партизанской войны, конечная цель которой ничем не отличается от конечной цели любой другой войны: добиться победы, уничтожить врага (Эрнесто Че Гевара, „Партизанская война").

Мансанильо (соб. корр.). Подтверждения о бое нет. Версия о двухчасовом бое между повстанцами и армейскими частями не получила подтверждения в этом городе. Люди, прибывшие из Ломас-де-Ярея, утверждают, что в этом районе не произошло ничего необычного, за исключением взрыва гранаты, от которой погибло четверо несовершеннолетних.

Че: Вместе с гуахиро Креспо мы отыскали куриное гнездо; распределив между собой яйца, мы, как положено, оставили одно, чтобы курица продолжала нестись. В тот же день, учитывая выстрелы, прозвучавшие на рассвете, Креспо решил накормить нас последним яйцом, что и было сделано. Был полдень, когда мы заметили фигуру человека в одной из хижин. Мы подумали в первый момент, что кто-то из наших нарушил приказ не подходить к домам. Однако это было не так. Осматривал хижину батистовский солдат. За ним появились еще шестеро, потом они ушли, оставив троих. Мы могли видеть, как часовой посмотрел по сторонам, нарвал травы, засунул ее себе в качестве своеобразной маскировки за уши и преспокойно уселся в тени. Его безмятежное лицо было отчетливо видно в оптический прицел винтовки.

Выстрел Фиделя, который первый открыл огонь, мгновенно сразил солдата. Он успел крикнуть что-то вроде „ой, мама!" и упал замертво.

Че: Вдруг я заметил, что в ближайшей ко мне хижине находится еще один вражеский солдат, который старался укрыться от нашего огня. Виднелись только ноги, так как я находился высоко над хижиной и ее крыша скрывала солдата. Я выстрелил и промахнулся. Второй выстрел попал ему прямо в грудь, и он рухнул, выпустив винтовку, воткнувшуюся штыком в землю. Прикрываемый гуахиро Креспо, я добрался до убитого, взял его винтовку, патроны и кое-какое снаряжение. Солдат получил пулю в грудь, которая, должно быть, попала прямо в сердце, так что умер он моментально. Мы поодиночке стали отходить к своему расположению, добившись поставленной перед нами цели. Мы померились силами с правительственной армией в новых условиях и выдержали испытание.

— Почему генерал Маршалл читает „Ридер дайджест"? „Ридер дайджест" оказывает неоценимую услугу, знакомя широкий круг читателей в беспристрастной и понятной форме с национальными и международными проблемами, — сказал Джордж Маршалл. Вы тоже должны читать „Ридер дайджест". Начинается подписка.

16

  • Автор: Guest1435
  • Администратор
  • Guest1435
  • Откуда: Клайпеда
  • Зарегистрирован: 2006-11-12
  • Приглашений: 0
  • Сообщений: 1837
  • Пол: Мужской
  • Возраст: 38 [1986-02-03]
  • Провел на форуме:
    6 дней 2 часа
  • Последний визит:
    2009-04-11 20:28:02

Бой за Уверо
28 мая, Уверо

Че: Этот бой за Уверо был самым ожесточенным за всю войну: из 120—140 участников боя 40 были выведены из строя. То есть потери убитыми и ранеными составляли около 30 процентов общего числа участников.

“Боэмия”: Сторожевой пост Уверо, расположенный на южном берегу, был одним из передовых постов у подножия тор. На севере находилась церковь Эль-Кобре, а на востоке в 50 километрах — многострадальный город Сантьяго. Гарнизон поста, состоящий из 60 человек и имевший грузовики и джипы, вносил какое-то оживление и вместе с тем беспокойство в сельскую тишину.

Че: Казарма Уверо была расположена на берегу моря. Таким образом, чтобы окружить ее, нужно было предпринять атаку только с трех сторон. В конце концов, был отдан приказ об атаке. Приказ был очень прост: необходимо захватить передовые посты и изрешетить пулями деревянную казарму.

“Боэмия”: Это случилось на рассвете, в понедельник 27 мая. Часовые, как всегда, несли службу. Продолжительная тишина и покой слегка притупили их внимание. За лагерем начиналась окутанная темнотой горная гряда. Неожиданно застрекотали пулеметы, и ночь наполнилась криками и звуками выстрелов. Партизаны навязали жестокий бой, используя современные методы, тактику “командос”, где успех определяют внезапность и плотность огня, ведущегося из автоматического оружия. Это был смелый удар фиделистов.

Че: Фидель открыл огонь из своей снайперской винтовки. Местонахождение здания казармы мы определили по вспышкам ответных выстрелов, раздавшихся через несколько секунд. Я расположился на небольшом бугре, в очень выгодной позиции. Но казарма была далеко, и мы стали продвигаться вперед в поисках лучших позиций.

“Боэмия”: Передовые отряды мятежников проникли к ближним подступам казармы, где было расположено восемь укрепленных постов. Когда гарнизон приготовился к обороне, пули уже достигали казарменных стен. Среди первых раненых оказались телеграфисты. Так и осталось невыясненным, была ли у них возможность связаться с военно-морской базой в Чивирико, чтобы попросить подкрепления. Солдаты, находившиеся в численном меньшинстве и в тактически невыгодном положении, рассыпались по ближайшим хижинам, пытаясь организовать сопротивление. Бой распался на отдельные, изолированные стычки.

Че: Бой развивался приблизительно так. После того, как Фидель своим выстрелом дал сигнал, все устремились к намеченным объектам. Гарнизон отвечал плотным огнем, часто концентрируя его на той горе, откуда наш командир руководил боем. Через несколько минут после начала боя находившийся рядом с Фиделем Хулио Диас был убит прямым попаданием в голову. Проходили минуты, а сопротивление противника оставалось таким же упорным, и это не позволяло нам обрушиться на цели. Самую главную задачу выполнил Альмейда, который должен был любой ценой уничтожить укрепленный пост, дабы дать возможность продвинуться своему отряду и отряду Рауля, который должен был атаковать казарму с фронта.

Битва закончилась, и начался скорбный труд собирания трупов и оказания помощи раненым. Среди повстанцев находился безбородый юноша со стальной каской на голове. Это был Рауль Кастро.

Че: Все это рассказывается за несколько минут, однако бой — с момента первого выстрела до взятия казармы — длился около 2 часов 45 минут.

“Боэмия”: Рауль Кастро обратился с речью к пленным, а затем обсудил с некоторыми из них вопрос о транспортировке раненых. Когда был готов транспорт, он приказал группе раненых подняться на машины. Среди них был офицер медицинской службы.

Че: Количество прибывающих раненых было огромно, и мне в это время было не до медицины. Однако, когда я пошел передать раненых военному врачу, он меня спросил, сколько мне лет и когда я получил диплом. Я ему ответил, что несколько лет тому назад. Тогда он мне честно признался: “Видишь ли, чико, в общем, займись-ка всем этим ты, так как я совсем недавно получил диплом и у меня почти нет практики”. Этот врач по неопытности и в силу страха, естественного в его положении пленного, позабыл даже азы медицины. И на этот раз мне пришлось сменить винтовку на врачебный халат, что на деле свелось к мытью рук.

Политический результат боя имел чрезвычайное значение. Тогда остров переживал один из немногих моментов отсутствия цензуры печати. Вся Куба говорила об Уверо.

Стало известно, что на кладбище Санта-Эфихениа находятся трупы двух погибших в бою повстанцев. Трупы уже начали разлагаться. — В знак траура над крепостью Колумбия были приспущены национальное знамя и знамя 4 сентября. — Президент Батиста сегодня имел беседу с высшими военачальниками. — Генерал-майор Франсиско Табернилья заявил, что план дальнейших операций заключается в том, чтобы заставить повстанцев принять бой. Он сказал, что такая стратегия будет внедряться в ПРОГРЕССИВНОЙ форме и что, возможно, придется эвакуировать некоторые семьи из района операций. — Началось принудительное переселение. В ночь на пятницу 31 мая к причалу Ромеро в порту Сантьяго пришвартовалась баржа “Корсарио Чивирико”, доставившая более ста крестьян: мужчин, женщин и детей. — Анекдот из газеты “Эль Мундо”: “Пепито, расскажи мне о концентрации...” — “Подождите, учитель, я только дочитаю сегодняшние газеты”. — В четверг 30 мая архиепископ Сантьяго-де-Куба монсеньор Перес Серантес обратился с посланием. — Генеральный штаб распространил бюллетени о военных действиях на склонах горы Туркино.

На следующий день после Уверо: Сьёрра-дель-Кристаль (официальная сводка). В стычках в Ориенте убито 29 человек. Вначале армейское командование заявило, что потери повстанцев составили 16 человек. Бой произошел в месте, известном под названием Брасо-Гранде, у отрогов гор Сьерра-дель-Кристаль при высадке повстанцев со шхуны “Коринтия”. Убит руководитель экспедиции Каликсто Санчес.

Че: Весь июнь месяц 1957 года мы лечили раненых во время атаки на Уверо и занимались формированием небольшого отряда, который должен был влиться в состав колонны.

17

  • Автор: Guest1435
  • Администратор
  • Guest1435
  • Откуда: Клайпеда
  • Зарегистрирован: 2006-11-12
  • Приглашений: 0
  • Сообщений: 1837
  • Пол: Мужской
  • Возраст: 38 [1986-02-03]
  • Провел на форуме:
    6 дней 2 часа
  • Последний визит:
    2009-04-11 20:28:02

Жизнь в горах

Жизнь в городе: ужасный взрыв! Часть столицы осталась без электричества. Произошедший во вторник взрыв разрушил газовый завод, линию электропередачи высокого напряжения. В результате обширный центральный район города остался без света. Пришлось закрыть магазины и отменить зрелища. Не вышла ни одна утренняя газета. Никогда в истории Гаваны не наблюдалось такого взрыва.

В Сантьяго-де-Куба обнаружены 4 трупа юношей. — Табернилья считает, что армия захватит инициативу. — Бомба в резиденции д-ра Моралеса дель Кастильо.— На рассвете произошло три взрыва в гаванских районах Лаутон и Луйяно.

Жизнь в горах

Че: Из сообщений по радио мы узнавали об актах насилия, совершаемых по всему острову. 1 июля мы услышали известие о смерти Жозуэ Паиса, брата Франка. Он погиб вместе с другими товарищами во время длительной борьбы, развернувшейся в Сантьяго.
Состоялся мой дебют в качестве стоматолога, хотя в горах я скромно назывался “зубодером”. Моей первой жертвой стал Исраэль Пардо, ныне капитан Повстанческой армии. Он довольно легко отделался. Второй жертвой был Джоэль Иглесиас. Чтобы вытащить ему зуб, нужно было бы вставить взрывчатку. Мои усилия оказались тщетными, так до конца войны он и доходил с больным зубом.

Нужно подписать документ, и Че приказали поставить рядом со своей фамилией звание майора. Так состоялось его назначение.

Че: Мы отправляли поздравительное письмо Карлосу — подпольная кличка Франка Паиса,— который вскоре был убит. Письмо подписали все офицеры партизанской армии, которые умели это делать. Подписи делались в две колонки: в одной стояло имя, в другой — звание. Когда дело дошло до меня, Фидель просто приказал: “Поставьте “майор”. Вот так, без всяких формальностей, мне было присвоено звание майора Второй колонны партизанской армии, которая впоследствии стала именоваться колонной № 4.

Жизнь в городе. 9 миллионов песо на строительство отеля. Он будет называться “Абана-Ривьера” и будет построен на углу Пасео и Малекона.

Подорван водопровод в провинции Лас-Вильяс. — Арестованы 3 молодых людей, признавшихся в том, что они подложили бомбы. — Взорвались 8 петард в Старой Гаване. — За объявление незаконной забастовки арестованы служащие Электрической компании. — Обнаружена мастерская по производству бомб в Алькисаре. — Еще 6 человек попросили убежище в костариканском посольстве. — Попытка убить капитана и 4 полицейских. — Побег Армандо Харта из зала гаванского суда. — Взрывы небольших бомб в районах Ведадо и Вибора. — Сегодня начинается кампания по сбору 64 тысяч песо. — “Мы будем платить каждому кубинцу вдвое больше, чем получают в США”.— заявляет Пумарехо.

Жизнь в горах

Че: В связи с присвоением мне звания майора Селия вручила мне маленькую звездочку и ручные часы, которые были заказаны в Мансанильо.

(Его черный берет с желтой металлической звездочкой. Часто очень поздно его можно увидеть в гамаке пишущим свои заметки.

Он никогда не ложился спать, не написав своих заметок. Он любит поговорить, ему очень нравится беседовать. Когда все уже спят, часто очень поздно он бродит по лагерю в поисках собеседника. А утром он первый на ногах. Солнце никогда не застает его спящим в гамаке.)

Че: С первых дней борьбы за независимость перед нашей Повстанческой армией встали серьезные проблемы. Необходимо было установить строгую дисциплину, назначить командиров и создать штаб, чтобы обеспечить успешное ведение боев,— а это было сложной задачей, если принять во внимание слабую дисциплину, которая была тогда среди бойцов.

(Он всегда был в хорошем настроении, говорил не повышая голоса. Он никогда ни на кого не кричал. Хотя в разговоре он часто употреблял крепкие слова. Но никогда не кричал на человека, не допускал издевок. И это несмотра на то, что он бывал резок, очень резок, когда это было нужно. Человек, который ходит под пулями, человек, который часто не видит куска хлеба.)

Я не знал менее эгоистичного человека. Если у него бывал всего один плод бониато, он готов был отдать его товарищам,— говорит Рафаэль Чао.

Когда партизанский отряд приобретает достаточное количество оружия и достигает приличной численности, следует заняться формированием новых групп. Это похоже на пчелиный улей, который в известный момент выпускает новую матку, и та с частью роя отправляется на новое место. Партизанский “улей” во главе с наиболее прославленным партизанским командиром остается в менее опасных местах, в то время как новая партизанская группа проникает на вражескую территорию, повторяя описанный уже цикл (Эрнесто Че Гевара, “Партизанская война”).

Че: С этого времени мы, хотя у нас еще не было больших политических успехов, уже начали закладывать первые мастерские и создавать постоянные лагери, чтобы покончить с кочевой жизнью. Мы осуществили несколько незначительных операций, но главное, что было сделано, хотя и с большими трудностями,— это переход к оседлой жизни. Материалы для строительства мы издалека таскали на плечах. Мы построили сапожную и шорную мастерские, оружейный заводик с электрической печью, мастерскую жестянщика и кузницу, которая, кроме всего прочего, производила небольшие латунные гранаты.
Для метания их мы приспособили ружье. Выстрел производился при помощи холостого патрона. Это оружие мы окрестили М-26 (по имени движения 26 июля). Мы построили также хлебопекарни, школы, лекционные помещения. Позже была создана радиостанция Радио Ребельде и первая газета. Она называлась Эль кубано либре, то есть так же, как и газета мамби, издаваемая во времена войн за независимость в 1868 и 1895 годах.

Отмена гарантий. Введена цензура печати. Здесь ничего не происходит:

Две самых веселых женщины на свете: Атина Онассис и Эухениа Ниарчос. — 10 песо, единственная добыча двойного убийства. — Таинственное убийство княгини Любенской. — Гарри Белафонте: черный принц калипсо. — Королева ночи. — Интеллигент, говорящий понятным языком: Альберт Камю. — Гаванская набережная Малекон: свободное государство.—Вы кандидат на сердечный приступ? — Самый сенсационный случай шпионажа за последние 10 лет. — Бой-реванш между Гарсиа и Гуихе. — Вы можете стареть, но останетесь элегантным. — Началась межпланетная революция.

Че: Наши силы постоянно увеличивались. На различных фронтах, то в одном, то в другом бою, мы захватывали винтовки. Произошел второй бой в Пино-дель-Агуа, закончившийся полной победой. И так как в то время еще не была введена цензура печати, этот бой имел большой политический резонанс.

“Боэмия” без цензуры. Полмиллиона проданных экземпляров. Смерть Франка Паиса (30 июля 1957 года). — Посол Смит в Сантьяго (31 июля 1957 года). — Восстание в Съенфуэгосе (5 сентября 1957 года). — Франсиско Табернилья Дольс назначен главнокомандующим (22 ноября 1957 года).—Погиб в бою в горах Сьерра-Маэстра Сиро Редондо (29 ноября 1957 года).

Беспросветная, как арктическая ночь, цензура. Мрачный период длился 6 месяцев. Режим заставил печать замолчать на полгода. Передача информации запрещена и преследуется, как уголовное преступление. Нельзя было ни говорить, ни писать, ни думать. Кубинца лишили права знать, что происходит в его собственной стране. Поскольку инквизиторы не могли проникнуть в интимную область мышления, они оставили кубинцу возможность страдать и переживать только мысленно.

Исключительно! Жизнь повстанцев в горах Сьерра-Маэстра.

Последние фотографии повстанческой армии. Исключительно!

Че:  Движение 26 июля в городах интенсивно готовилось к проведению всеобщей революционной забастовки. Был организован Национальный рабочий фронт (ФОН), под руководством Движения 26 июля. Однако с момента создания организация имела сектантские тенденции. Рабочие проявили известную холодность в отношении этой организации, выступавшей под знаменами 26 июля и ставившей для того времени слишком радикальные задачи. За несколько дней до забастовки, назначенной на 9 апреля, Фидель Кастро выпустил манифест, в котором серьезно предупреждал тех, кто не встанет на революционный путь. Наступило 9 апреля, и вся наша борьба оказалась напрасной. Национальное руководство Движения 26 июля, совершенно игнорируя принципы массовой борьбы, пыталось начать забастовку неожиданно, стрельбой, без предварительного оповещения, что повлекло за собой отказ рабочих от забастовки, гибель многих замечательных товарищей. День 9 апреля стал громким провалом, никоим образом не пошатнув устоев режима. Более того: после трагического события правительство смогло высвободить часть войск, постепенно направляя их в провинцию Ориенте для ликвидации повстанцев в горах Сьерра-Маэстра. Нам приходилось строить оборону, уходя все дальше в горы, а правительство продолжало наращивать свои силы, сконцентрировав их у наших позиций. Наконец, число солдат достигло 10 000, и тогда 26 мая правительство начало наступление в районе поселка Лас-Мерседес, где были наши передовые позиции. Наши ребята мужественно сражались в течение двух дней, причем соотношение сил было 1:10 или 1:15. Кроме того, армия использовала минометы, танки и авиацию. Наша небольшая группа вынуждена была оставить поселок. Между тем наступление развивалось. За два с половиной месяца упорных боев противник потерял убитыми, ранеными и дезертировавшими более тысячи человек. Батистовская армия сломала себе хребет в этом заключительном наступлении на Сьерра-Маэстру, но все еще не была побеждена. В ходе боев наши войска уничтожили отряды, штурмовавшие Сьерру, заняли первоначальную линию фронта, выросли количественно и морально. Тогда было принято решение начать поход на центральную провинцию Лас-Вильяс.

на фото:
Группа повстанцев под руководством Фиделя Кастро продолжает вести бои в горах Ориенте. Это первый репортаж об образе жизни революционеров в негостеприимных горах Сьерра-Маэстра.

Первая фотография Че в “Боэмии”: лейтенант Универсо, личный адъютант Кастро (слева) и аргентинский врач д-р Эрнесто Гевара, под командованием которого находится отряд в 500 человек (2 февраля 1958 года).

18

  • Автор: Guest1435
  • Администратор
  • Guest1435
  • Откуда: Клайпеда
  • Зарегистрирован: 2006-11-12
  • Приглашений: 0
  • Сообщений: 1837
  • Пол: Мужской
  • Возраст: 38 [1986-02-03]
  • Провел на форуме:
    6 дней 2 часа
  • Последний визит:
    2009-04-11 20:28:02

Засада в Эль-Омбрито
30 Августа 1957 Года: Эль-Омбрито

Че: Новая колонна была сформирована только месяц назад, а уже начались невзгоды нашей оседлой жизни в Сьерра-Маэстре. Мы находились в долине Эль-Омбрито (“человечек”), названной так потому, что если смотреть с равнины на Сьерра-Маэстру, то обнаруживаешь два гигантских камня, которые, лежа на верхушке, напоминают фигуру маленького человечка. На рассвете, укрывшись на кофейной плантации и заняв позицию Рамиро Вальдеса, мы наблюдали за домом Хулио Сапатеро, находившимся внизу, на склоне горы. Когда взошло солнце, началось движение, люди входили и выходили из дома, двигались, сновали туда и сюда полуодетые.
Потом кое-кто из них одел каски. Предупреждение крестьянина подтвердилось: там располагалась колонна. Все наши люди находились в состоянии боевой готовности. Я занял свое место. Уже можно было различить голову колонны, поднимавшейся в горы. Ожидание казалось бесконечным, палец сам по себе играл на спусковом крючке моего нового оружия — автоматической американской винтовки “браунинг”, готовой впервые вступить в бой с врагом. Наконец по цепочке начало передаваться, что они приближаются, к тому же стали слышны их бесконечные голоса и громкие выкрики. На скале показались один, второй, третий солдат, но, к сожалению, расстояние между ними было значительным. Я понимал, что если выстрелить, то первая дюжина солдат не успеет пройти скалу. Когда я насчитал шестерых, впереди послышался крик и один из солдат поднял голову, словно пораженный увиденным. Я сразу же открыл огонь, и шестой человек упал. В ту же минуту раздались еще выстрелы. К моменту, когда прозвучала вторая автоматная очередь, все шестеро уже исчезли с дороги.

„Вот тебе и вершина", — сказал солдат, спровоцировавший мой выстрел.

Говорит участник экспедиции на “Гранме” Каликсто Моралес: Для него бой был всего-навсего частью работы. После того, как смолкнут выстрелы, даже в случае победного исхода боя, нужно продолжать работу. Нужно подсчитать потери, составить военную сводку и список трофеев. Только это. Никаких митингов. Никаких торжеств. Лишь иногда, спустя несколько дней, мы собирались вечерами, чтобы потолковать о бое. Даже и эту беседу он использовал для того, чтобы указать на ошибки, отметить, что было сделано плохо, подвергнуть детальному анализу прошедшие события. В один из таких вечеров и была спета та песня. Я не знаю, кто ее сочинил. Она поется на мотив Франсиско Алегре, и в ней есть такой куплет: “Ой, Че Гевара, мой майор, у него есть “браунинг”, который он никогда не чистит. Он большой неряха”. Когда ребята пели эту песню, он всегда смеялся.

Майор Хосе Рамон Мачадо Вентура: Во время засады, которую Че устроил солдатам Санчеса Москеры в Эль-Омбрито, он сам был ранен в ступню. В день, когда он прибыл, я осмотрел его и не нашел пули, она не прощупывалась, виднелось только входное отверстие, пуля сидела где-то глубоко. Я сказал ему, что искать пулю среди костей ступни—это целая проблема, нужно подождать: может быть, инфекция не занесена, и, если пуля не будет причинять боль, я не стану вскрывать ступню, потому что это очень рискованно и, кроме того, нет гарантии найти пулю. После того как Че провел у нас пару дней—лежа, конечно,—он вышел посмотреть на блестящий шар, за которым мы все наблюдали. Это было время, когда появился спутник—первый спутник, запущенный Советским Союзом,—и Че тоже встал; по-видимому, от движения пуля сдвинулась с места и вышла под кожу. На следующий день, когда я стал осматривать Че, то прощупал под кожей какой-то твердый бугорок, и тогда я сказал ему:

“Это может быть обломок сломанной кости, а может быть и пуля”. Я взял бритву—единственное, что у меня имелось, поскольку в то время у нас не было инструментов,—сделал небольшой надрез и при помощи пинцета, который мне дал Серхио, вытащил пулю от “М-1”. Практически все оказалось очень просто.

19

  • Автор: Guest1435
  • Администратор
  • Guest1435
  • Откуда: Клайпеда
  • Зарегистрирован: 2006-11-12
  • Приглашений: 0
  • Сообщений: 1837
  • Пол: Мужской
  • Возраст: 38 [1986-02-03]
  • Провел на форуме:
    6 дней 2 часа
  • Последний визит:
    2009-04-11 20:28:02

В горы Эскамбрай

Из Приказа Верховного Главнокомандующего

"На майора Эрнесто Гевару возлагается задача — провести повстанческую колонну из Сьерра-Маэстры в провинцию Лас-Вильяс и действовать на указанной территории в соответствии со стратегическим планом Повстанческой армии. Сьерра-Маэстра, 21 августа 1958 года, 21 час."

Че: В военном приказе мне было дано указание, что главная стратегическая задача — систематически перерезать коммуникации между двумя оконечностями острова. Кроме того, приказывалось установить контакт со всеми политическими группами, действовавшими в горных массивах этого района. Я был облечен широкими полномочиями военно-административного управления районом, входившим в зону моих действий.

Полный опасностей путь:

Фидель Кастро приказывает ему пересечь равнины провинции Камагуэй и направиться в горы Эскамбрай. О Че Геваре слагаются легенды. Но... Каков Че Гевара на самом деле.
Каликсто Моралес: Это человек, не дорожащий своей жизнью. Он всегда мне говорил: “Ну что произойдет, если убьют Че? Абсолютно ничего”.
Гильермо Селайя: Он нас учил перед выходом “Гранмы” делать уколы. Чтобы научить нас, он превратился в подопытного кролика, которому мы делали инъекции воды в спину.
Каликсто Моралес: Меня направляют в Сантьяго, и он просит две книги. Одна из них — “Всеобщая песнь” Неруды, а другая — поэтический сборник Мигеля Эрнандеса. Он очень любит стихи.
Рафаэль Чао: Но когда у него бывали приступы астмы, он становился очень беспокойным, резким.

(Когда у него бывал приступ астмы, он садился на рюкзак или начинал ходить взад-вперед. Он никогда не жаловался. Когда у него не было с собой ингалятора, облегчающего дыхание, он принимал лекарство, от которого начинала болеть голова. Он говорил, что головная боль у него проходила от таблеток аспирина.)

Каликсто Моралес: Нет другого такого руководителя, который так бы заботился о людях, как он.
Эмилио Арбентоса: Он очень мало говорил.
Агедо Агиар: Когда я слышал его речь, я чувствовал, что это иностранец.
Каликсто Моралес: Мне кажется, я его видел в Пласетасе. Снайперы ведут огонь, а он хоть бы хны, шагает посредине улицы.

Че: К тому времени был выработан заключительный стратегический план наступления с трех сторон: Сантьяго-де-Куба брался в гибкое окружение, в провинцию Лас-Вильяс направлялся я, а в провинцию Пинар-дель-Рио, на другой конец острова, должен был отправиться Камило Съенфуэгос, нынешний командир колонны № 2 имени Антонио Масео

Читая заголовки (вновь была введена цензура печати. На первых полосах газет нет сообщений о партизанской деятельности): Шестой международный конгресс нудистов открывает герцог Бедфордский, самый элегантный человек Англии. — Победителем мирового чемпионата по подводной охоте становится инвалид без ноги. — ПОВЫШЕНИЕ температуры воздуха: на Кубе она достигает почти максимального уровня. — СНИЖЕНИЕ жизненного уровня в США. — Здесь люди живут до глубокой старости: умерла 103-летняя жительница провинции Пинар-дель-Рио. — УПРЯМЫЕ быки выводят из себя матадоров во время корриды в Канаде. — 315 миллионов человек просят оставить их в покое: арабы отстаивают свою точку зрения перед Европой.

Че: Получив эти инструкции, мы намереваемся совершить переход за 4 дня. 30 августа 1958 года мы хотели начать переброску на грузовиках, однако непредвиденный случай нарушил наши планы. 30-го вечером прибыл грузовичок, доставлявший бензин для подготовленных грузовых машин. В это время на аэродром, находящийся недалеко от шоссе, должны были доставить по воздуху груз оружия. Однако, несмотря на ночное время, в момент приземления самолет был обнаружен. Начиная с 8 часов вечера до б часов утра аэродром подвергался систематической бомбардировке. Мы вынуждены были сжечь самолет, чтобы он не попал в руки противника. Вражеские войска повели наступление на аэродром и захватили грузовичок с бензином. Таким образом, мы остались без транспортных средств.
Мы начали поход 31 августа, не имея ни грузовиков, ни лошадей. Мы рассчитывали приобрести их после того, как пересечем шоссе из Мансанильо в Байамо.
Действительно, перейдя это шоссе, мы нашли грузовики. Но 1 сентября свирепый циклон вывел из строя все пути сообщения, за исключением Центрального шоссе. Нам пришлось отказаться от идеи передвижения на машинах. С этого момента мы продвигались на лошадях или пешком. Дни шли за днями, становилось все труднее, хотя мы находились на дружеской нам территории провинции Ориенте. Мы форсировали вышедшие из берегов реки и ручейки, превратившиеся в реки, стараясь не замочить боеприпасы, оружие. Искали новых лошадей на смену уставшим. По мере удаления от провинции Ориенте мы старались избегать населенных мест.

Еще одной характерной чертой партизана является умение быстро приспосабливаться к любой обстановке, умение использовать даже самую неблагоприятно сложившуюся обстановку. Наряду с применением методов партизан на каждом этапе борьбы изобретает собственную тактику, постоянно нанося внезапные удары по противнику (Эрнесто Че Гевара “Партизанская война”).

Камило: Мы сумели избежать небольшой засады, устроенной на сахарном заводе в Тара. В эту засаду попал Че. А мы достигли гор Ла-Федераль без всяких проблем.

Че: Ночью 9 сентября, достигнув местности, известной под названием Ла-Федераль, наш авангард попал во вражескую засаду, потеряв двух замечательных товарищей. Но самым плачевным следствием этого обстоятельства было то, что нас обнаружили вражеские силы, которые потом не давали нам передышки. После короткого боя мы разгромили небольшой местный гарнизон, захватив 4 пленных.

Камило: Спустя некоторое время к нам прибыл гонец от Че, сообщивший о стычке, в которой наши потери составили 2 убитых и 5 раненых, а враг потерял 2 убитых и 5 пленных. Уничтожив засаду, Че соединился с нами, и мы вместе предприняли поход в горы, находящиеся поблизости от сахарного завода “Франсиско”.

Че: Мы передвигались на хороших лошадях, которые нам предоставил Камило, захвативший грузовики. Однако поблизости от сентраля Макареньо нам пришлось распрощаться с лошадьми. Нам не прислали обещанных проводников, и пришлось действовать на свой страх и риск. Наш авангард столкнулся с вражеским постом в местности, известной под названием Куатро Компаньерос, где завязался изнурительный бой.

Камило: Уже 22 дня мы не имеем известий от Че. Последние сведения были за 16-е число прошлого месяца, когда к нам присоединились сначала 8, а потом еще один товарищ из его отряда. Это произошло после боя в местечке Куатро Компаньерос.

Че: Самые трудные дни мы провели, когда нас окружили в районе сахарного завода Барагуа. Мы были загнаны в зловонные болота, без капли питьевой воды. С воздуха нас постоянно атаковала авиация. У нас не было ни одного коня, чтобы перевозить по неприветливым горам ослабевших товарищей. Ботинки совсем развалились от грязной морской воды, колючие травы больно ранили босые ноги. Наше положение было действительно катастрофическим до тех пор, пока мы с большим трудом не прорвали окружения и не достигли знаменитой тропы, ведущей из Хукаро в Морон.

Камило: Сегодня мне сообщили, что Че вышел из района Барагуа. Из-за плохого физического состояния людей они продвигаются очень медленно. Сообщение еще не подтверждено.

Че: С этого момента мы уже легче переносили подобные лишения, все выходило проще. Мы избежали последнего окружения.
Через два дня мы уже находились в сердце горной цепи Тринидад—Санкти-Спиритус, готовые начать новый этап войны.

Еще раз читая заголовки газет (действие цензуры, в печати ничего не говорится о партизанах): Смерть Карлоса Гарде-ля при таинственных обстоятельствах 20 лет назад продолжает оставаться в центре внимания, ведется расследование. — УРАГАН удаляется — он пересек остров с юга на север и теперь теряет силу. — “Молитесь за папу, и вы выполните последнее желание Пия XII”, — заявили церковные деятели Ватикана. — Левые силы Франции поддерживают де Голля. — “Я буду делать съемки на Кубе и постараюсь вернуться поскорей”, — заявил Алек Гиннес. Он будет снимать фильм “НАШ ЧЕЛОВЕК В ГАВАНЕ”.

Че: 16 октября мы достигли горного района провинции Лас-Вильяс. Мы должны были передвигаться дальше и стараться помешать выборам, намечаемым на 3 ноября. Времени было мало, а задача огромна. Камило выполнял свою задачу на севере, сея ужас среди приверженцев диктатуры. Мы должны были атаковать близлежащие поселки, чтобы сорвать выборы. Были разработаны планы одновременного нападения на города Кабайгуан, Фоменто и Санкти-Спиритус, расположенные в плодородных равнинах центра острова. Между тем была уничтожена небольшая казарма в Гиниа-де-Миранда, а потом атакована казарма в Ванао. Успех этого нападения был невелик. Дни, предшествовавшие 3 ноября, были наполнены активными действиями. Повсюду были мобилизованы наши колонны. Они почти повсеместно не дали возможности избирателям проголосовать. В ноябре и декабре 1958 года мы постепенно перерезали дороги. Центральная железная дорога была перерезана в нескольких местах. В Эскамбрае была проведена напряженная работа по объединению всех революционных сил. Там существовали группы Второго национального фронта Эскамбрая и Революционного директората во главе с Фауре Чомоном, небольшая группа “Аутентико”, небольшая группа Народно-социалистической партии под командованием Торреса и мы. То есть пять различных организаций, каждая со своим командованием, действовали в одной провинции. После серьезных переговоров с командиром каждой организации был достигнут ряд соглашений, что позволило приступить к созданию более или менее общего фронта. Начавшиеся с 16 декабря постоянные диверсии на местах и путях сообщения поставили диктатуру в тяжелое положение, затруднили охрану сторожевых постов и даже Центрального шоссе. 21 декабря одновременно были атакованы города Кабайгуан и Гуайос. После падения Кабайгуана мы вместе с людьми из Революционного директората совершили нападение на город Пласетас, продержавшийся всего один день. Взяв Пласетас. мы быстро освободили на северном побережье город Ремедиос и важный порт Кайбарьен. После того как враг, не оказав сопротивления, оставил город Камахуани, мы приготовились к решительному штурму главного города провинции Лас-Вильяс.

— Внимание! Внимание! Санкти-Спиритус и Радио Пласетаса. Получены сведения о намечаемой бомбардировке городов Крусес, Пласетас и Санкти-Спирнтус. Подтвердите прием.

По мере занятия партизанскими колоннами городов имевшиеся там радиостанции переходили в руки повстанцев.

— Говорит Повстанческое радио Санкти-Спиритуса. Вызываем Крусес. Мы получили сообщение и передали в Пласетас подтверждение.
— Радио Крусес вызывает Радио Санкти-Спиритуса и Пласетаса. Вас поняли.

Атаки партизанских войск также имеют свои особенности. Они начинаются внезапным мощным налетом, и затем вдруг все прекращается. Уцелевшие войска противника приступают к восстановлению своих сил, предполагая, что атака кончилась, начинают приходить в себя; жизнь в гарнизоне или осажденном городе нормализуется, и вдруг в другом месте их атакуют подобным же образом, в то время как главные силы партизанского отряда ожидают предполагаемого подкрепления. Главное — это внезапность и быстрота атаки (Эрнесто Че Гевара, “Партизанская война”)

20

  • Автор: Guest1435
  • Администратор
  • Guest1435
  • Откуда: Клайпеда
  • Зарегистрирован: 2006-11-12
  • Приглашений: 0
  • Сообщений: 1837
  • Пол: Мужской
  • Возраст: 38 [1986-02-03]
  • Провел на форуме:
    6 дней 2 часа
  • Последний визит:
    2009-04-11 20:28:02

Бой и взятие Санта-Клары

Че: Пока отряды Революционного директората выполняли задачу по взятию казармы № 31 сельской жандармерии, мы осадили почти все укрепленные посты около города Санта-Клары. Но основная борьба завязалась с охраной бронепоезда, находившегося на дороге, ведущей в Камахуани.

Бронепоезд вез 400 человек и только что прибывшую из Англии военную технику: орудия, огнеметы, большое количество боеприпасов и т. п. Майор Че Гевара приказал разрушить 20 метров железнодорожного пути: бронепоезд сошел с рельс, и сразу же в него полетели бутылки с горючей смесью.

Че: Гора Капиро продолжала держаться, и там мы сражались весь день 30-го числа. В то же время мы постепенно захватывали различные пункты в городе. К тому времени уже была прервана связь между центром Санта-Клары и бронепоездом. Его команда, будучи окруженной на горе Капиро, попыталась удрать по железной дороге, но бронепоезд со своим превосходным снаряжением полетел под откос, так как мы предварительно разрушили ветку: локомотив и часть вагонов сошли с рельс. Завязалось очень интересное сражение. Мы выкуривали солдат из бронепоезда, швыряя бутылки с горючей смесью. Команда бронепоезда была прекрасно защищена, но она, подобно колонизаторам, уничтожавшим индейцев на западе Америки, могла сражаться, только находясь на почтительном расстоянии, занимая удобную позицию и имея перед собой практически безоружного противника. Осажденный с близкого расстояния, забрасываемый бутылками с горящим бензином, бронепоезд благодаря своим бронированным стенам стал настоящим пеклом для солдат. Через несколько часов вся команда сдалась, в наших руках оказалось 22 вагона, зенитные орудия, пулеметы и баснословное количество боеприпасов.

На бреющем полете проносятся бомбардировщики „Б-26" и реактивные самолеты. Бомбы оставляют воронки десятиметрового диаметра.

Че: Вначале университет служил нам командным пунктом. Затем мы перенесли КП ближе к центру города. Наши люди сражались с бронированными частями и обращали их в бегство. Но многие заплатили за мужество своими жизнями. Была взята ТЭЦ и вся северо-западная часть города. В эфир было передано сообщение, что почти весь город Санта-Клара находится в руках Революции. Я вспоминаю, что, когда я, главнокомандующий вооруженными силами провинции Лас-Вильяс, прочитал это сообщение, мне пришлось с горечью сообщить народу Кубы и о смерти капитана Роберто Родригеса — “Эль Вакерито”. Он был невелик ростом и молод годами, но зато командовал отрядом смертников, тысяча и один раз играл со смертью во время борьбы за свободу.

Над трупом „Эль Вакерито" майор Гевара воскликнул: „ОН ОДИН СТОИЛ СТА!"

Че: Затем пало Полицейское управление, в наших руках оказались защищавшие его танки. А потом быстро последовали одна за другой сдачи: тюрьма, здание суда, правительственный дворец, “Гранд-отель”, с десятого этажа которого снайперы вели огонь почти до конца сражения. Оставалась только казарма “Леонсио Видаль”, самая крупная крепость в центре острова. Но уже наступил день первого января 1959 года.

11.30 утра. Мы сообщаем офицерам, что у нас есть приказ майора Эрнесто Гевары возобновить огонь в 12.15. Полк сдается до назначенного срока.
Первое января 1959 года (три часа утра). Касильяс Лумпуй: “Батиста бежал. Меня бросили, и я должен решать столько проблем. Приобретите для меня гражданскую одежду в сопровождайте меня в инспекционной поездке в определенное место провинции. Полковнику Эрнандесу принять командование”.

Из обращения Че к населению провинции Лас-Вильяс: " Покидая город и провинцию для исполнения новых обязанностей, возлагаемых на меня Верховным командованием Повстанческой армии, я выражаю глубокую благодарность населению города и всей провинции, которое внесло большой вклад в дело революции и на земле которой произошли многие из важнейших заключительных боев против тирании. Я выражаю мое пожелание, чтобы вы оказали самую широкую поддержку товарищу капитану Каликсто Моралесу — представителю Повстанческой армии в Лас-Вильясе — в его действиях по быстрейшей нормализации жизни этой многострадальной провинции. " 2 января 1959 года.

Санта-Клара в руках повстанцев, Батиста бежал, Фидель атакует Сантьяго-де-Куба и приказывает Камило и Че наступать на Гавану.
2 января. Че и Камило беседуют в здании Министерства общественных работ в Санта-Кларе. Составляют план похода на Гавану; военный городок Колумбия — объект Камило; крепость Ла-Кабанья — объект Че. Короткий отдых, и в 5.30 утра начинается поход.
В тот же день они вошли в Гавану. Приняли намеченные Фиделем посты. Бойцы из Революционного директората заняли Университет и Президентский дворец.
Эрнесто Гевара, впервые появившись на экранах телевизоров, отвечает на вопросы журналистов. Больше всего его волнует организация Революционной милиции. Военный теоретик становится политическим лидером.

Че: На Кубе развенчана ложь, будто нельзя совершить революцию, имея перед собой регулярную армию. Это самый наглядный урок того, что войска, составленные из крестьян, рабочих и интеллигентов, могут сражаться с регулярными силами. Этот жизненный опыт пригодится в борьбе с другими диктатурами.

Гевара комментирует процессы над военными преступниками:

Че: Правосудие свершилось. Революционное правосудие — это настоящее правосудие, а не сведение счетов. Когда мы приговариваем к наказанию, это справедливо.

В крепости Ла-Кабанья, между делами, связанными с работой, он отвечает на вопросы журналиста Лоренсо Фуэнтеса. Интервью закончено. Раздается телефонный звонок. Журналист не знает, о чем идет речь. Он только слушает Че, который сердито отвечает: “Это невозможно. То, что не полагается кубинцу, не полагается и иностранцу, неважно из какой страны. Куба уже совершеннолетняя”.
Входит офицер Повстанческой армии и передает Геваре документ на подпись. “Я поставлю малюсенькую подпись”,— говорит он и расписывается:

Хуан Альмейда: Майор Повстанческой армии. Участник штурма Монкады в 1953 году, был захвачен вместе с Фиделем, сидел в тюрьме на острове Пинос. После амнистии эмигрировал в Мексику, участник экспедиции на шхуне “Гранма”, первый адъютант Фиделя в Сьерра-Маэстре, герой боя при Уверо, неоднократно был ранен. Выл командующим сухопутных и военно-воздушных сил, ныне заместитель министра Революционных вооруженных сил, временно исполняет обязанности министра Революционных вооруженных сил. По профессии каменщик, родился в Гаване.

Универсо Санчес: Участник экспедиции на “Гранме”, один из тех, кто оставался с Фиделем во время окружения и преследования батистовской армией после разгрома в Алегриа-де-Пио 4 декабря 1956 года. Участник борьбы в Сьерра-Маэстре, командир колонны, майор Повстанческой армии. Крестьянин, родился в провинции Матансас.

21

  • Автор: Guest1435
  • Администратор
  • Guest1435
  • Откуда: Клайпеда
  • Зарегистрирован: 2006-11-12
  • Приглашений: 0
  • Сообщений: 1837
  • Пол: Мужской
  • Возраст: 38 [1986-02-03]
  • Провел на форуме:
    6 дней 2 часа
  • Последний визит:
    2009-04-11 20:28:02

Министр Че Гевара

Че Гевара — президент Национального Банка Кубы

“Совет Министров назначил д-ра Фелипе Пасоса представителем Кубы по экономическим вопросам в Европе. Его преемником на посту президента Национального банка Кубы назначен майор д-р Эрнесто Че Гевара. Д-р Гевара, видный деятель революции, ранее возглавлял Управление индустриализации Национального института аграрной реформы” (газета “Революсьон”, 26 ноября 1959 года).

— Я читал это сообщение, и мне казалось странным, что врач, к тому же еще и партизан, будет ведать финансами, — говорит рабочий Мачо Ромеро, который вот уже пятьдесят лет трудится на заводе “Кубана де асеро”. — Конечно, я его знал, верил в него. Я помню, как он наладил у нас на заводе работу. Может, вы не знаете, ведь “Кубана де асеро” был первым заводом, который перешел в руки государства, задолго до национализации. Он не раз встречался с членами рабочего комитета, сумел организовать нас, поставил во главе своего уполномоченного... Если бы не он, кто знает, когда бы наш завод начал давать продукцию — цехи-то стояли, работы у нас не было...

Он часто сюда приходил, — продолжает Мачо.—Как-то я ему сказал: “Майор, здесь даже пушки можно делать”. Мы сразу начали изготовлять стальные каркасы, бензобаки и инкубаторы на 65 тысяч яиц.

Первые заботы: накопление валюты и проекты индустриализации страны.

— Для меня это было полной неожиданностью, — говорит д-р Хосе Сантиэстебан. — Когда его назначили президентом Национального банка, он вызвал меня и предложил пост секретаря. Я ему говорю, что не знаком с финансами, а он, представьте, дает мне неделю на ознакомление...

— Какая из задач, стоящих перед Национальным банком, по вашему мнению, была для него основной?

— Накопление валюты. Он каждый день осведомлялся, как дела с валютой, и решение всех вопросов ставил в зависимости от валютных возможностей.

— Но он занимался и промышленностью?

— Разумеется. Он по-прежнему возглавлял Управление индустриализации, присутствовал на всех совещаниях, посещал фабрики и заводы.

— А какую политику он проводил в отношении кадров?

— Я считаю эту политику очень плодотворной: он старался заполучить для революции как можно больше стоящих людей. Он никому не уменьшал окладов, надо сказать довольно высоких; исключение составляли только те работники, которым он особо доверял, и, разумеется, он сам. Оклад президента составлял несколько тысяч песо, а он его снизил до тысячи двухсот. Однажды к нему пришли представители различных банков и стали просить, чтобы он снова повысил оклад. А он отвечает — нет, этого вполне достаточно для тех, кто будет работать здесь после меня. Конечно, он заботился о других, ведь сам получал только свое майорское содержание.

— А что вы можете сказать о стиле его работы?

— Он работал и занимался без устали, до трех-четырех часов утра. Прекрасно разбирался в финансовых вопросах, хотя обычно, прежде чем принять окончательное решение, советовался со специалистами. На совещаниях давал высказаться всем желающим, задавал много вопросов, потом принимал решение. Был строг с теми, кто совершал ошибки, но всегда человечен. Он не оправдывал слабостей, но умел различать их. Прежде чем поверить человеку, он долго изучал его, чтобы убедиться, что имеет дело с честным, преданным революции работником. И если тот выдерживал испытание, то всегда мог рассчитывать на его помощь и поддержку.

— А еще чему он уделял большое внимание?

— Добровольному труду. В Национальном банке в то время зарождалась такая форма организации труда: по воскресеньям мы ездили в район Марти грузить блоки для домов рабочих. Он всегда первый подавал пример. Кроме того, он уделял большое внимание повышению общего уровня и профессиональной подготовки кадров. Он сам учился и других заставлял учиться. Как, бывало, вернется из поездки, так сразу требует журнал посещаемости занятий и проверяет, как ходят на занятия те, кто сражался рядом с ним. Вскоре после того, как было образовано Управление индустриализации, он создал школу по подготовке кадров.

— Кроме того, он много читал, — продолжает Сантиэстебан. — Это был человек большой культуры, хотя и очень простой.

Рабочие его отлично понимали: он всегда ставил вопросы четко, ясно и конкретно.

Кадры — спинной хребет революции

“Чтобы обеспечить победу и дальнейшее укрепление революции, мы должны создать кадры самого различного характера: политические кадры, которые явились бы основой наших массовых организаций; военные кадры — для их создания можно использовать тот отбор, который война произвела среди наших молодых бойцов. Нам нужны и экономические кадры, которые решали бы задачи планирования и организации социалистического государства. Надо вести работу среди лиц свободных профессий, побуждая молодых людей к получению нужных стране технических специальностей. Необходимо также создавать административный аппарат, способный использовать и применять технические знания специалистов и руководить предприятиями и другими государственными организациями” (“Куба сосиалиста”, № 13).

— Руководитель он был очень знающий, — говорит Мачо Ромеро. — И рабочие его отлично понимали: он всегда ставил вопросы четко, ясно и конкретно.

— Скажите, Сантиэстебан, вы не помните, подписывался ли он когда-нибудь своим полным именем?

— Я никогда не видел, чтобы он подписывался как-нибудь иначе... Даже на банковских билетах и чеках... Правда, однажды он должен был подписать какой-то очень длинный документ, визируя, как принято, каждую страницу. В этом случае обычно не ставится полное имя, и он ограничился только одной буквой.

Подписывает соглашения с заместителем министра внешней торговли КНР (24 июля 1960 года).
Выступает на открытии Латиноамериканского конгресса молодежи (27 июля).
Посещает Национальное издательство (29 июля).
Присутствует на спектакле “Святая Хуана Америки” (31 июля).

Куба национализирует свои богатства

7 августа 1960 года

“Четвертое. В соответствии со статьей 3 закона № 851 от 6 июля I960 года Национальному институту аграрной реформы поручается осуществлять через Управление индустриализации, Генеральную администрацию сахарных заводов и Кубинский институт нефти, со всеми вытекающими отсюда правами, управление землями или предприятиями, подлежащими экспроприации в соответствии с настоящим постановлением...” (“Боэмия”, 14 августа 1960 года).

Задачи революции по индустриализации страны

“Создание Управления индустриализации ИНРА было вызвано необходимостью решения таких вопросов, как возвращение народу растраченного имущества и приобретение отдельных предприятий государством, а также составление проектов плана. Первая задача заключалась в том, чтобы получить представление, хотя бы приблизительное, о тех промышленных предприятиях, которые были необходимы стране” (журнал “Куба сосиалиста”, № 7).

“Гасета офисиаль де ла Република де Куба”

Декрет № 2950

В силу данных мне полномочий, ПОСТАНОВЛЯЮ:
назначить майора — Эрнесто Гевару де ла Серна министром промышленности.
Гавана, Президентский дворец, 23 февраля 1961 года
Освальдо Дортикос Торрадо, президент

28 марта. Находится в президиуме Первого национального сахарного конгресса, состоявшегося в Санта-Кларе.
29 марта. Выступает на открытии карандашной фабрики им. Хосе А. Фернандеса в Батабано.
7 апреля. Созывает совещание руководящего состава Министерства промышленности для обсуждения вопроса о снабжении запасными частями.
15 апреля. Митинг протеста в Пинар-дель-Рио в связи с воздушным нападением — прелюдией событий на Плайя-Хироне.

“Каждый раз, когда это происходит, над телами павших товарищей, над руинами наших разрушенных заводов мы должны повторять нашу клятву: Родина или смерть! Мы победим!”

Идет сражение за родину (“Мундо”, 18 апреля 1961 года)
Захватчики разбиты. Менее 72 часов наемники были на кубинской земле (“Мундо”, 20 апреля 1961 года)
1 мая. Площадь Революции. Парад. Вместе с другими членами правительства идет во главе колонны.
2 мая. Выступает с докладом об индустриализации Кубы.

22

  • Автор: Guest1435
  • Администратор
  • Guest1435
  • Откуда: Клайпеда
  • Зарегистрирован: 2006-11-12
  • Приглашений: 0
  • Сообщений: 1837
  • Пол: Мужской
  • Возраст: 38 [1986-02-03]
  • Провел на форуме:
    6 дней 2 часа
  • Последний визит:
    2009-04-11 20:28:02

Строитель социализма

Первое национальное совещание по вопросам производства
театр имени Чаплина

26—27 августа 1961 года

Мы собрались, чтобы проанализировать имеющиеся недостатки @ Для Министерства промышленности план — основа всей работы @ Министерство промышленности — это организация с вертикальной структурой @ Не хватает сырья и некоторых запасных частей @ Соревнование. Вторая кампания @ Социализм не означает отрицания красоты @ В 1961 году не будет больших трудностей с лекарствами @ Разработка планов на 1962 год значительно продвинулась @ Для ликвидации класса торговцев-эксплуататоров образовано Министерство внешней торговли @ Единственный путь искоренить недостатки — это вскрывать их @ Без статистики не может быть планирования @ Производство керамики @ Цемент @ Куба была страной, где электроэнергия использовалась только для освещения аристократических кварталов @ Критика и самокритика @ Цветная металлургия @ На всех фабриках и заводах отмечается небольшой, но неуклонный рост выпуска продукции @ Критика легкой промышленности @ Производство муки увеличилось на 39 процентов @ Невозможно, чтобы в государстве, идущем к социализму, из-за отсутствия заказов останавливался завод @ Предприятия, которые вступят в строй в ближайшие месяцы @ Бюрократическая волокита снижает эффективность действия @ Мы победим.

Нужно прислушиваться к критическим замечаниям, даже если не все в них правильно.

— Одной из его отличительных черт был дух критики и самокритики, — рассказывает бывший заместитель министра Марио Соррилья. — Он учил нас прислушиваться к критическим замечаниям, даже если не все в них правильно. Он сам просил, чтобы критиковали работу как министерства в целом, так и его как руководителя.
— На совещаниях и собраниях, на которых подводился итог работы предприятий за год, он настойчиво просил выступать с критикой деятельности министерства, — говорит министр горной и металлургической промышленности Артуро Гусман.
— Он не всегда был доволен использованием ассигнований; так было, например, с заводом по производству лопат и кирок, с заводом скобяных изделий. Он считал себя виновным и говорил, что они должны были бы носить его имя, чтобы служить укором за его ошибку, — говорит Альсидес Бедойя, директор предприятия.
— Он так говорил, потому что был очень требовательным к себе, ведь в конце концов он не был виноват в приобретении этих заводов,— заметил Марио Соррилья.
— Однажды он поехал на рудник Кайо-дель-Медио. Он уже бывал там раньше и обещал рабочим, что на горе будет построен новый поселок. Когда мы приехали, состоялось собрание, но никто не осмелился напомнить ему о невыполненном обещании. Тогда он сам выступил самокритично и подтвердил свое обещание. Теперь поселок уже построен, — говорит Артуро Гусман.

Социализм строится для счастья людей.

— Всякий раз, когда нам передавали предприятие, — рассказывает Марио Соррилья,— мы почти всегда сталкивались с отсутствием запасов сырья, с тем, что не проводился профилактический ремонт оборудования. Тем самым контрреволюционеры хотели парализовать наше промышленное производство.
— Очень мешала и блокада, ведь с запасными частями нам приходилось еще хуже, чем с сырьем, — добавляет Артуро Гусман.
— К тому же еще и многие специалисты уезжали за границу, чтобы служить там империализму, — продолжает Марио Соррилья, — а мы оставались без технических кадров. Многие товарищи, выдвинутые на пост руководителей предприятий, были незнакомы с процессом производства. Некоторые из них из самых лучших побуждений упрощали операции или старались обойтись без технологически необходимого сырья.
— К счастью, он прислушивался к мнению любого, будь то простой рабочий или директор, — говорит Гусман.
— На одном совещании, — продолжает Соррилья, — группа товарищей привела конкретный пример: обувь служила только три-четыре месяца, что практически вдвое сокращало производство, которое мы хотели поддерживать на довольно высоком уровне. Он взял это дело в свои руки.
— Он часто повторял, — говорит Бедойя, — что в производстве социализм должен начинаться там, где кончается капитализм.

“Чтобы обеспечить накопление, чтобы обеспечить производство, иногда во многих отраслях нашей промышленности жертвуют качеством. Мы обсуждали этот вопрос с директорами предприятий, мы настаивали — может быть, недостаточно, но настаивали — на том главном, что все мы должны иметь в виду: социалистическое развитие и общественное развитие страны, должным образом руководимой, не самоцель, оно осуществляется в интересах человека, не преследует ничего другого, кроме счастья людей, и сейчас, когда нам так щедро и так по-братски помогают многие страны мира, когда техника так шагнула вперед, у нас нет оснований жертвовать удобствами сегодняшнего дня ради того, что мы добьемся завтра” (журнал “Обра революсионариа”, № 30).

Бедойя продолжает:
— Он говорил еще, что надо думать о производстве новых видов продукции и что необходимо улучшать ознакомление со всем тем, что производится.

"Социализм не означает отрицания красоты".

Мы учились не слишком усердно, пока он сам не начал заниматься вместе с нами.

— Он был провозвестником массового движения рабочих за повышение квалификации с целью более эффективного участия в процессе производства: являлся инициатором введения техминимума и посылал сотни студентов и рабочих в различные страны для получения технического образования, — говорит Гусман.
— С завода “Кубана де асеро” многие рабочие поехали учиться за рубеж, — добавляет Мачо Ромеро.
— В учебе он первый подавал нам пример, урывая часы от сна, — говорит Гусман.
Гарольд Андерс, который преподавал ему курс себестоимости и организации производства, рассказывает:
— Он занимался со мной полтора года, по два'раза в неделю. Проявлял исключительные способности к учебе, всегда просил дать ему побольше задач. Помню, когда он уезжал в Женеву, то взял с собой задачи по теме “издержки производства” и все их там решил. Его очень интересовали проблемы размещения оборудования, издержки при сложных производственных процессах, связанных с выпуском изделий, состоящих из многих деталей, с производством одновременно нескольких изделий и побочных продуктов. Кроме того, он изучал экономическую науку и математику: знал дифференциальное и интегральное исчисление, изучал функциональный анализ, теорию множеств; интересовался также теорией игр и линейным программированием — последним для решения экономических задач с помощью электронно-вычислительных машин.
— Он много говорил нам о математических методах, используемых в процессе управления производством, — говорит Артуро Гусман. — Он присылал нам литературу, учебники, но без особого результата: все наше внимание было занято решением текущих вопросов. И вот он как-то раз назначает на семь часов утра следующего дня заседание всей коллегии и говорит, что мы займемся изучением линейнего программирования и что сам будет нашим преподавателем. И в течение некоторого времени он вел с нами занятия.
— Однажды, — рассказывает Гарольд Андерс, — он дал мне совет: “Сколько бы лет вам ни исполнилось, никогда не переставайте учиться самым усердным образом”. Я многому научился у него.
— Он никогда не бывал удовлетворен своими знаниями, — добавляет Марио Соррилья.
— Однажды я был просто поражен, когда он со знанием дела принялся рассуждать о геологических отчетах по нефти, — говорит Андерс.

Я хотел бы заниматься систематически, но я всего лишь вольный стрелок.

— Как-то раз, — говорит поэт Роберто Фернандес Ретамар, — он нам рассказывал, что в молодости читал Шпенглера и Фрейда и что последний побудил его заняться медициной. Он мне сказал: “Эти беспорядочные занятия характерны для испано-американской интеллигенции. Я хотел бы заниматься систематически, но я всего лишь вольный стрелок”.

Карибский кризис

“Октябрь — ноябрь 1962 года. Принимает участие в действиях вооруженных сил в провинции Пинар-дель-Рио” (газета “Хувентуд ребельде”, 16 октября 1967 года).

О книге „Партизанская война"

Многочисленные армии не всегда играли решающую роль в истории. В противном случае Ксеркс, обладавший самой сильной армией Древнего мира—численностью полтора миллиона человек, разбил бы греков. Важнейшее значение со стратегической точки зрения имеет так называемое непрямое нападение, и если тот, кто его осуществляет, имеет в качестве армии народ, врагу будет очень трудно одержать победу, как бы силен он ни был. В этом главный урок „Партизанской войны" (приложение к газете „Революсьон"—„Лунес де Революсьон", № 61).

— Первая его работа, которую я прочитал, — рассказывает Фернандес Ретамар, — была статья в газете “Революсьон”, напечатанная в феврале 1969 года: “Что такое партизан?”. Она являлась зародышем его книги “Партизанская война”. В той статье он старался защитить термин “партизан”, который не употреблялся на Кубе во время революционной борьбы, так как имел уничижительное значение: “партизанами” во время войны с Испанией называли кубинцев, воевавших на стороне испанцев. И он выступил за то, чтобы вернуть этому слову настоящий смысл.

— Что вы можете сказать о книге “Эпизоды революционной войны”?

— Николас Гильен и я, — продолжает Фернандес Ретамар, — однажды пришли к нему попросить материалы для этой книги. В разговоре Гильен предложил ему вступить в Союз писателей и работников искусств. Он, смеясь, отвечал, что он, мол, не писатель. В действительности же, как мы знаем, он с юношеских лет увлекался литературой, сам писал, его проза по-настоящему хороша, чувствуется опытная рука.

— А что вы знаете о книгах, которые он читал?

— Очень мало. Помню, в конце 1960 года он беседовал с Нерудой о его поэзии, рассказывал, что во время войны читал повстанцам стихи Марти. Однажды мне пришлось возвращаться с ним на Кубу самолетом. С нами летел Османи Сьенфуэгос, который читал книгу Фишера “Необходимость искусства”. Он сказал, что книга хорошая, но что восхищаться ею не следует. Я знал, что он много читает, и все-таки меня удивляла его осведомленность во многих областях, интерес к вопросам искусства и литературы. Как-то речь зашла о рассказе “Совещание”, который написал Хулио Кортасар, положив в основу его выступление. Немного смущенный тем, что является главным героем рассказа, он признался, что это произведение ему понравилось. Мне известно также, что он очень любил Карпентьера, особенно его книгу “Век просвещения”.

Он никогда не спрашивал, как дела. Он уже знал.

— Каждые два месяца, — говорит Альсидес Бедойя, — созывались совещания директоров предприятий. В своих выступлениях он, бывало, говорил об искусстве, о музыке, о международной политике. Однажды его попросили рассказать о морали. “Это самый трудный из заданных мне вопросов”, — сказал он. На этих совещаниях не бывало отсутствующих: помимо вопросов производственного характера, он всегда затрагивал множество других тем, и каждый узнавал для себя много полезного.
— Каждый месяц он устраивал совещания, на которых обсуждался ход выполнения производственного плана по министерству в целом, — говорит Артуро Гусман. — Совещания начинались в два часа дня в воскресенье и продолжались до полуночи. Он интересовался всем, очень подробно расспрашивал о ходе дел.
— Кроме того, обсуждалась работа каждого предприятия в отдельности. У нас это называлось “Циркуляр 90”. Он выслушивал выступления членов коллегии и потом делал выводы, — говорит Бедойя.
— На этих еженедельных совещаниях с представителями предприятий было хорошо видно, как он умел решать самые мелкие текущие вопросы, не упуская из виду перспективу технико-экономического развития той или иной отрасли производства. Он давал директивы по перспективному развитию на двадцать лет вперед, — говорит Гусман.
— Он никогда не спрашивал, как идут дела, — добавляет Бедойя. — Он уже знал. О текущих делах или о перспективе шла речь — все равно. И он всегда вносил что-то новое. Так было, например, с планом анализа экономических показателей.
— По этому предмету он периодически экзаменовал ответственных работников министерства на совещаниях при обсуждении общих вопросов, — говорит Гусман.
— Он всегда проявлял большую заботу о подготовке руководящих кадров, — говорит Соррилья.
— И всегда подавал пример в этом отношении, — подхватывает Гусман. — Например, чтобы развернуть в министерстве движение за добровольную работу, он сам с первого дня возглавил его.
— Он говорил, что добровольный труд не только способствует увеличению производства, — замечает Ведойя, — но и является необходимым для формирования личности коммуниста. Это ведь он подал идею о бонах коммунистического труда.

Нам он отказывал даже в моральном поощрении.

— Это он ввел систему, по которой руководители всех рангов должны отработать один месяц в году на низовых должностях, — говорит Гусман. — Он всегда придавал большое значение опыту низов, практике. Почти все руководящие работники министерства раньше работали на заводах и фабриках, имели производственный и жизненный опыт. Таков был его метод подбора кадров. За время своего существования Министерство промышленности послало более двух десятков руководящих сотрудников на работу в другие учреждения, где они занимали различные посты, вплоть до постов министров и заместителей.
— Я думаю, что руководящие работники министерства стали самыми дисциплинированными, — замечает Бедойя.
— Посещение заводов и фабрик два раза в месяц было в министерстве непреложным правилом: он обязательно выезжал на предприятия, а ведь был самым загруженным человеком во всем аппарате. То же самое и в отношении работы: окна его кабинета на девятом этаже светились до поздней ночи, — говорит Гусман.
— Он отказывал нам даже в моральном поощрении, — замечает Бедойя.
— Считал, что если ты работаешь хорошо, то просто выполняешь свой долг, — поясняет Гусман. — Во всяком случае, премией должна быть лишь еще более трудная и ответственная работа.
— Хотя он был строг, — говорит Ведойя, — никто от него никогда ничего не скрывал. Бывало, приходишь к нему и говоришь: “Я здесь допустил ошибку”. Потому что все верили в его справедливость, знали, что, несмотря на всю свою любовь к дисциплине, он был очень гуманным, самым гуманным человеком в министерстве.
— Он был для всех примером, — заключает Гусман.

Он любил пошутить, но не терпел грубых шуток.

— Он очень любил пошутить, посмеяться над кем-нибудь, разумеется так, чтобы не обидеть человека, — говорит д-р Сантиэстебан.
— Как-то раз, помню, я стоял на посту у дверей, — рассказывает Роландо Вакеро. — Вижу, он выходит из машины, я его приветствую, молодцевато так беру “на караул”. Он мне тоже по всем правилам отвечает, проходит мимо меня и останавливается перед товарищем, который подметал пол. “Послушай-ка”,— обращается он к нему. Тот поднимает голову, и Че шутливо приветствует его по-военному. Рабочий отвечает ему тем же, и он идет дальше не оглядываясь, как ни в чем не бывало.
— А еще он любил, — продолжает Бакеро,— подойти к группе товарищей и серьезно так, указывая на кого-нибудь из них пальцем, спросить: “А ты кто такой?” Тут поневоле смутишься.
— Однажды, — говорит дальше Бакеро, — мы поехали на грузовиках на работу как добровольцы. Он ехал на самом новом грузовике. Когда нужно было возвращаться, он немного задержался, и в тот грузовик набилось много народу — все хотели ехать с ним. Ждем, ждем — его все нет. А потом, уже на шоссе, видим, что он трясется в стареньком грузовичке с двумя-тремя товарищами.
— Он всегда был в хорошем настроении, любил шутку, — говорит Эмилио Карнеро.
— Но не терпел грубых шуток, — замечает Мачо Ромеро.
— Да, он мог любого отбрить, — подтверждает Альсидес Бедойя.
— Он хорошо знал людей, — говорит Марио Соррилья.
— Прежде всего он был учителем, — добавляет Артуро Гусман.
— Он был специалист из чистого металла, как говорят химики, — замечает Гарольд Андерс.
— Сколько бы о нем ни говорили, всех слов окажется мало, — резюмирует Хосе Сантиэстебан.
— Однажды, — вспоминает Освальдо Родригес, — когда я работал в “Консолидадо де пластикос”, на складе в Альдабо произошел пожар. Пожарные никому не разрешили войти в здание, готовое рухнуть, к тому же там образовались вредные газы. А он приехал и сразу пошел в горящий склад, без всякого противогаза. Четыре дня он вместе с другими вытаскивал из руин сырье. А когда одна женщина принесла ему стакан молока, он спросил: “А другим найдется?” Не нашлось. Тогда он отказался от молока. Ему было тяжело работать, его мучила сильная астма, но он оставался вместе со всеми до конца.
— Во время пребывания на сахарных плантациях завода имени Бориса Луиса Санта-коломы, — рассказывает Рейнерио Лабор-де, — на рубке тростника, однажды рано утром у него начался приступ астмы. “Майор, — говорю я ему, — может, вам отдохнуть немного?” — “Не волнуйся, — отвечает и достает свой ингалятор, — сейчас я пожму немножко эту штуку, и все как рукой снимет”.
— Он был очень простой, любой трудящийся мог с ним поговорить, — вспоминает Гусман. — Когда он ездил куда-нибудь на работу как доброволец или посещал заводы, рабочие вначале чувствовали себя смущенно. Но вот он садится вместе с ними, на траву, снимает рубашку, становится в очередь за водой, — и сразу лед сломан, от былого смущения не остается и следа.

Он питался только тем, что получал по карточкам.

— На одном из заседаний коллегии, — вспоминает Бедойя, — кто-то сказал, что приходится слишком много работать, что такая напряженная работа длится годами и вредно отражается на здоровье. Он ответил, что революции надо отдавать все без остатка, всю свою жизнь.
— Но предоставил в распоряжение рабочих курорт Сан-Мигель-де-лос-Баньос, — замечает Эмилио Карнеро.
— Трудящиеся писали тысячи писем в министерство — просили разъяснить им что-то, обращались с жалобами и т. п. И на каждое из этих писем предприятия должны были дать ответ, а копию направить ему, — говорит Бедойя.
— А еще он очень любил животных, — говорит Карнеро, — У него была собака, по кличке Муралья, так он всюду ее брал с собой, даже когда на работу ездил.
— В министерстве есть товарищи, которые всегда с ним обедали, -— говорит Гусман. — Когда ввели карточки, он ел мясо только раз в неделю.
— Больше всего он любил брать на обед бифштекс с жареным картофелем и салат,— говорит Сантиэстебан.
— Ботинки и обмундирование он носил самые обычные, массового производства,— говорит Карнеро.
— Я бывал у него дома, он получал только то, что давали по карточкам, — добавляет Сантиэстебан.
— Мы, рабочие, знали это, — говорит Мачо Ромеро. — Ведь всегда всем все известно. Я знаю, что он был смелым, простым, серьезным, добрым, твердым, умным и способным. Я знаю, все эти качества, когда они соединяются вместе, делают человека великим, высоко сознательным.
— Мачо, а какое у него было самое ценное качество, как вы думаете?
— В общем, он был коммунист.

23

  • Автор: Guest1435
  • Администратор
  • Guest1435
  • Откуда: Клайпеда
  • Зарегистрирован: 2006-11-12
  • Приглашений: 0
  • Сообщений: 1837
  • Пол: Мужской
  • Возраст: 38 [1986-02-03]
  • Провел на форуме:
    6 дней 2 часа
  • Последний визит:
    2009-04-11 20:28:02

Голос Кубы

"Подходя с кубинской точки зрения к вопросу об экономической независимости и политического суверенитета, мы должны заявить, что Революционное правительство стоит за то, чтобы Кубой управляли кубинцы."

Майор Гевара вылетел в Египет. 13 июня 1959 года. Вчера в 19 час. 45 мин. на борту самолета “Британия” майор Эрнесто (Че) Гевара вылетел в Египет. Он посетит также ряд стран Азии. Эта поездка является миссией доброй воли кубинского правительства. В кафе аэропорта с майором Геварой имел длительную беседу Премьер-министр доктор Фидель Кастро.

Совершив посадки в Мадриде, Лиссабоне и Риме, самолет с кубинской делегацией на борту приземлился в Каире 15 июня. Делегацию встречал президент Насер. Позднее, во время своего пребывания в Газе Че Гевара был награжден орденом, Сирийское правительство объявило его ПОЧЕТНЫМ ГОСТЕМ. Кубинская делегация, экономической целью которой являлось достижение договоренности о новых рынках сбыта для кубинских товаров, 29 июня выехала из Объединенной Арабской Республики и через два дня прибыла в Индию. Че Гевара и премьер-министр Джавахарлал Неру имели беседу, продолжавшуюся 40 минут. В середине июля делегация посетила Рангун (Бирма) и после кратковременного пребывания там вылетела в Японию.

Токио, 15 июля (агентство Пренса Латина). “Невероятные заявления Диаса Ланса и начальника оперативного отдела военно-морского ведомства США адмирала Бурке являются частью широкой кампании, которую проводят определенные круги США, пытающиеся преградить путь революции”, — заявил по прибытии в город майор Эрнесто Че Гевара, глава делегации, совершающей поездку с миссией доброй воли по странам Азии и Африки.

День 26 июля 1959 года застал Гевару в Токио. (В прошлом году в это время он был партизанским командиром и руководил переходом через провинцию Лас-Вильяс.) В дальнейшем делегация посетила Индонезию, Цейлон, Пакистан, Судан и Марокко, а из европейских стран — Югославию, и в сентябре возвратилась в Гавану.

ЖУРНАЛИСТ: Каковы позитивные результаты вашей поездки для кубинской экономики и для взаимоотношений Кубы с другими странами?

ГЕВАРА: Это была миссия доброй воли, которая охватывала буквально все отношения: торговые, культурные, технические, политические и другие. Можно упомянуть, к примеру, ряд подписанных нами торговых договоров, но нельзя сводить все дело только к торговым договорам. Мы установили такие связи, которые приведут к заключению многих новых договоров разного рода.

ЖУРНАЛИСТ: Подписан ли торговый договор с ОАР?

ГЕВАРА: Находясь здесь, вы должны знать об этом лучше, чем я. По договоренности с нами сюда прибыла делегация из ОАР. Вскоре Кубу посетит также министр внешней торговли этой страны или другое компетентное в этой области лицо.

ЖУРНАЛИСТ: Имеются сведения, что на Цейлоне вы подписали соглашение о продаже сахара.

ГЕВАРА: Соглашение не о продаже, а об оплате. Они собираются покупать сахар, и мы подписали такое соглашение.

ЖУРНАЛИСТ: Какое впечатление вы вынесли об отношении к Латинской Америке?

ГЕВАРА: Сейчас народам большинства из этих стран Латинская Америка известна по Кубе. Они не знают точно даже, где находится Куба. В Индии, например, один господин вместе со своими сыновьями нанес мне визит в ответ на посещение Неру несколькими американскими детьми. Этот господин думал, что Куба является частью США... Но Фидель Кастро известен всем, и весь Американский континент ассоциируют с ним.

ЖУРНАЛИСТ: Как здесь стало известно, вы собирались возвратиться во время раскрытия контрреволюционного заговора. Это верно?

ГЕВАРА: Да. Ведь мы почти не имели связи с Кубой, а международная пресса начала чудовищную кампанию, появились сообщения, будто на Кубу вторглись с трех сторон, что Фидель ранен или даже убит... В общем, мы пережили много тревожных часов, а прямой связи установить было нельзя. Но в конце концов Мы смогли связаться с Кубой и узнали, что все хорошо. Фидель предупредил меня, чтобы я продолжал поездку, пока не получу каких-либо указаний, и ни о чем не беспокоился.

Нью-Йорк, 31 августа (АП). В сообщении гаванского корреспондента “Нью-Йорк таймс” Р. Харта Филлипса говорится, что своим умением вести торговые переговоры молодой аргентинский врач, друг Фиделя Кастро майор Эрнесто Гевара поразил иностранных наблюдателей в Гаване. Он представлял кубинскую сторону во время подписания торгового соглашения с ОАР.

Голос Кубы (отрывки из статей Эрнесто Гевары)

При общем знакомстве с положением дел. существующим в настоящее время в Объединенной Арабской Республике, латиноамериканцу сразу же бросается в глаза нищета крестьянских и рабочих масс и вместе с тем трудолюбие и предприимчивость, присущие всем социальным слоям страны.

Япония располагает поистине гигантской промышленностью... Интересно и поучительно отметить, что эта страна, являющаяся одной из самых мощных индустриальных держав современного мира, импортирует нефть и железную руду, т. е. два наиболее важных продукта, необходимых для черной металлургии, основы тяжелой промышленности. Надо иметь в виду, что в современном мире желание производить гораздо важнее наличия сырья...

Мы извлекли много полезных уроков из нашего визита в Индию. Но самый крупный из них — это подтверждение того факта, что развитие экономики какой-либо страны обусловлено ростом ее технического уровня и что необходимо создавать научно-исследовательские институты, и в первую очередь в отраслях медицины, химии, физики и сельского хозяйства.

(Ряд статей, опубликованных в аргентинской газете “Эль Плата”.)

Будучи президентом Национального банка, в октябре 1960 года Че Гевара возглавил экономическую делегацию, посетившую социалистические страны. Находясь в Праге, он заявил по поводу агрессивных действий Соединенных Штатов, что экономическая блокада Кубы окончится полным провалом, а народы Латинской Америки увидят на этом наглядном примере, как может быть обеспечено их свободное развитие. Выступая по Чехословацкому телевидению, он разоблачил факт существования на территории Гватемалы военных баз для нападения на Кубу. 28 октября он был принят президентом ЧССР Антонином Новотным. Че Гевара был награжден самой высокой наградой Чехословакии — орденом Белого Льва, кавалерами которого являются генералы Советской Армии, освободившие Прагу от фашистских оккупантов. Затем делегация отправилась в Советский Союз. Переговоры проходили в Кремле. Советскую делегацию возглавлял А. И. Микоян, кубинскую — Че Гевара. В середине ноября делегация выехала в Китайскую Народную Республику, где посетила промышленные и сельскохозяйственные районы. Затем Че Гевара направился в Корейскую Народно-Демократическую Республику. Находясь в Пхеньяне, Че Гевара заявил:

Мы познакомимся и изучим успехи и опыт, приобретенный замечательным корейским народом в его борьбе против империализма США, и расскажем о них нашему правительству и народу.

2 декабря 1960 года премьер-министр Корейской Народно-демократической Республики Ким Ир Сен принял Че Гевару. Это была первая и единственная встреча двух руководителей. По возвращении в Москву Гевара продолжает экономические переговоры с правительством СССР. 13 декабря он прибыл в Германскую Демократическую Республику, а 18 декабря — в Будапешт. Через несколько дней было объявлено, что Венгерская Народная Республика и Куба решили установить дипломатические отношения. Побывав еще раз в Москве, Че Гевара на обратном пути посетил Прагу, где сообщил о том, что вскоре будут введены в эксплуатацию промышленные установки, полученные из социалистических стран. В конце 1960 года экономическая делегация возвратилась в Гавану.

“Мы должны были отменить, уничтожить частное предпринимательство в импорте, ибо оно было очень серьезной помехой, изменить целиком и полностью структуру нашей торговли и начать торговлю с социалистическими странами, мы должны были преодолеть последствия того, что теперь товары уже не прибывают к нам за два дня. Раньше у нас не было необходимости в складских помещениях, так как товары поступали немедленно. Теперь же их доставка занимает два, а иногда и три месяца, и поэтому нам нужно иметь большие запасы. Кроме того, мы торгуем со странами плановой экономики, которые нужно запрашивать о поставках в определенный момент”. (Из доклада, сделанного 9 марта 1961 года в Министерстве Революционных Вооруженных Сил.)

24

  • Автор: Guest1435
  • Администратор
  • Guest1435
  • Откуда: Клайпеда
  • Зарегистрирован: 2006-11-12
  • Приглашений: 0
  • Сообщений: 1837
  • Пол: Мужской
  • Возраст: 38 [1986-02-03]
  • Провел на форуме:
    6 дней 2 часа
  • Последний визит:
    2009-04-11 20:28:02

Конференция в Пунта-дель-Эсте

В феврале 1961 года было образовано Министерство промышленности и Че Гевара назначен министром. Не прошло и шести месяцев после этого, как революция дает ему новое важное поручение за границей. Он возглавляет кубинскую делегацию на конференции Межамериканского экономического и социального совета. 2 августа Гевара вылетел в Монтевидео, Уругвай.

Монтевидео, 2 августа (Пренса Латина). Большое одобрение в рабочих и студенческих кругах столицы вызвало сообщение о прибытии в Уругвай майора Эрнесто Гевары, возглавляющего делегацию Революционного правительства Кубы на конференции Межамериканского экономического и социального совета, которая откроется в субботу в Пунта-дель-Эсте.

Генеральный секретарь Профсоюза трудящихся Уругвая Нельсон Рубен Угет заявил корреспонденту Пренса Латины: “Для меня это была самая приятная новость. Приезд Гевары означает для нас, что народы Латинской Америки будут представлены на конференции МЭСС”.

Рио-де-Жанейро, 3 августа (Пренса Латина). Самолет, на борту которого находится кубинская делегация, направляющаяся на Межамериканскую конференцию и возглавляемая майором Эрнесто Геварой, из-за плохой погоды не смог совершить посадку в Монтевидео и сегодня в 20 час. 45 мин. по местному времени приземлился на аэродроме воздушной базы Галеао. Представители всех газет, прибывшие на базу, окружили Гевару и просили сделать заявление. “Куба собирается предъявить на Межамериканской конференции много требований, но это мы сделаем в Монтевидео”, — сказал Гевара.

Можно выступать против Кубинской революции, но скотоводческие олигархии должны знать, что, если они не будут продавать своих коров, они умрут с голода, а для того чтобы продавать их, нужны новые рынки.

4 августа в 14 час. 65 мин. Гевара прибыл в Монтевидео. Большое количество людей заполнило балконы и коридоры аэропорта Карраско. Они скандируют антиимпериалистические лозунги и размахивают кубинскими флагами. 7 августа более 10 тысяч человек участвовали в демонстрации. Демонстранты прошли от Национального университета до площади Свободы. “Гевара прибыл, чтобы разоблачить маскарад”,—таков лозунг демонстрации.

Куба предлагает: Промышленно-развитые страны не должны прибегать к дискриминационным мерам по отношению к странам, которые сами осуществляют переработку собственного сырья. Всем странам — членам МЭСС запрещается прекращать ввоз сырья из других стран — членов МЭСС, являющихся их традиционными поставщиками. Необходимо установить срок, не превышающий двух лет, в течение которого промышленно-развитые страны должны будут ограничить покровительственные таможенные пошлины и субсидии для внутреннего производства сырья, которое может быть поставлено странами, подписавшими будущий договор.

В своем выступлении на пленарном заседании 8 августа Гевара подчеркнул, что Куба не отделяет экономику от политики, ибо они развиваются одновременно. Далее он заявил, что конференция МЭСС — это типично политическая конференция, ибо она направлена против Кубы, против того примера, который она подает континенту. В конце выступления он разоблачил “Союз ради прогресса”, как инструмент, предназначенный для того, чтобы изолировать кубинский народ от других народов Латинской Америки, нейтрализовать пример Кубинской революции, а затем приручить народы в соответствии с указаниями империализма.

Куба предлагает: Валюта, на которую слаборазвитые страны приобретают продовольствие, должна быть конвертируемой, а покупка продовольствия должна осуществляться на равных условиях во всех странах-экспортерах.

В своем выступлении 16 августа Гевара обосновал тот факт, что Куба воздержалась от подписания “Хартии Пунта-дель-Эсте”. Он еще раз подчеркнул ту опасность, которую таит в себе “Союз ради прогресса”, и подверг критике тезис, согласно которому проблемы Латинской Америки могут быть решены путем соответствующей финансовой политики. Гевара заявил, что только полная замена структуры производственных отношений может создать условия для прогресса народов. Он сказал, что для того, чтобы действительно избрать настоящий путь, надо сломать все структуры, стать на сторону масс и начать полную революцию. Наконец, он предупредил, что, если правящие круги сумеют подавить движение масс и сохранить железное руководство государственным аппаратом, над ними постоянно будет довлеть угроза гражданских войн.

И эти войны, начавшись в очень трудных условиях, в гористых местностях, постепенно охватят поля, города подвергнутся осаде, и однажды народные массы приступят к завоеванию политической власти.

Куба предлагает: Должна быть установлена система стипендий, которая разрешила бы проблему, заключающуюся в отсутствии достаточных материальных средств у учащихся почти всей Латинской Америки, что заставляет их прекращать учебу в начальных, средних и высших учебных заведениях. Страны Америки должны создать эффективные системы стипендий, с тем чтобы каждый мог получить образование, соответствующее его способностям.

Гевара: “...Это нечто вроде... я не знаю, но это напоминает колониальные условия. У меня такое впечатление, что строительство нужников пытаются выдать за дело первостепенной важности. Ведь это улучшает социальные условия бедного индейца, бедного негра, бедного человека, прозябающего в нечеловеческих условиях. “Построим для них нужники, а затем, когда воспитание позволит им поддерживать чистоту в этих нужниках, они смогут пользоваться прибылями от производства”. Надо отметить, господа делегаты, что тема индустриализации не фигурирует в анализе господ специалистов. Планирование для господ специалистов означает не что иное, как планирование нужников. И кто знает, когда будет сделано все остальное?”

Кубинская делегация представила на конференции 29 предложений. Некоторые из них, в измененном виде, были включены в Хартию. При ее принятии Куба воздержалась от голосования.

Куба не выклянчивает какого-либо сближения и не выклянчивает никаких материальных вознаграждений. Она высказывает перед дружественными странами свою готовность жить в дружбе со всеми народами, которые желают этого... Однако обстановка еще чревата опасностью. Несколько лет назад, для того чтобы осудить Гватемалу, было созвано вначале совещание министров иностранных дел. Затем пообещали созвать экономическую конференцию в Коста-Рике. Сейчас происходит примерно то же самое, только наоборот: сначала экономическая конференция, а затем, возможно, и совещание министров иностранных дел. Будем надеяться, что это совещание не состоится.

(Заявление агентству Пренса Латина 16 августа 1961 г.)

18 августа Гевара прочитал доклад на тему о революции в актовом зале Университета в Монтевидео. После закрытия конференции и кратковременного пребывания в Буэнос-Айресе он посетил Бразилию по приглашению Куадроса. Там он был награжден орденом Крузейро до Суд. Беседа с Куадросом продолжалась полчаса. Затем специальным рейсом на самолете агентства “Кубана де Авиасьон” Гевара возвратился в Гавану.

25

  • Автор: Guest1435
  • Администратор
  • Guest1435
  • Откуда: Клайпеда
  • Зарегистрирован: 2006-11-12
  • Приглашений: 0
  • Сообщений: 1837
  • Пол: Мужской
  • Возраст: 38 [1986-02-03]
  • Провел на форуме:
    6 дней 2 часа
  • Последний визит:
    2009-04-11 20:28:02

По странам мира

26 августа 1962 года во главе экономической делегации он снова вылетает в СССР. В телеграфных сообщениях говорилось, что кубинская делегация ведет в Москве переговоры о строительстве нового металлургического завода в провинции Ориенте. Визит продолжался неделю.

Народы могут осуществлять огромные преобразования, когда их ведет вперед пламя революции, когда исторически они занимают особое положение, когда все мелкие повседневные нужды отбрасываются и когда вырисовывается качественная перемена в народе, вступающем в революцию.

Дата: 30 июня 1963 года.
Пункт назначения: Алжир.
Цель: участие в праздновании первой годовщины независимости Алжира. По прибытии в аэропорт Дар-эль-Бейда Гевара был восторженно встречен собравшимися, которых насчитывалось несколько сот человек.

Алжир, 3 июля (Пренса Латина). Министр промышленности Кубы майор Эрнесто Гевара примет участие в заседаниях по изучению техники планирования, которые организует Институт хозяйствования и развития Алжирской Народной Республики. Эти заседания будут происходить в г. Алжире 7—14 июля, с участием более чем 40 руководящих деятелей Алжира, кадровых работников Фронта национального освобождения, профсоюзных деятелей и депутатов, которые занимаются проблемами национальной экономики и планирования.

Че в Оране: “Сила двух наших народов заключается в морали наших армий, которые враг никогда не сможет победить. Я думаю, что надо крепить нашу дружбу, ибо наши народы играют очень важную роль в освободительной борьбе, которая, несомненно, охватит оба наши континента”.

Алжир, 12 июля (Пренса Латина). “Благодаря своему революционному упорству наш народ создал необратимую ситуацию”, — заявил майор Эрнесто Гевара в интервью, опубликованном газетой “Революсьон Африкэн”. Министр промышленности Кубы сказал, что “хотя враждебные действия империализма США и его приспешников — контрреволюционеров, несомненно, создали трудности для революции, они способствовали также мобилизации еще большего числа кубинских рабочих и крестьян на борьбу за революционные цели”.

В ноябре 1964 года в связи с празднованием 47-й годовщины Октябрьской революции Эрнесто Гевара в третий раз посещает Советский Союз.

Москва, 12 ноября (Пренса Латина). Член Национального руководства Объединенной партии социалистической революции, министр промышленности Революционного правительства Кубы, глава кубинской партийно-правительственной делегации, участвовавшей в праздновании 47-й годовщины Октябрьской революции в Москве, майор Эрнесто Гевара дал интервью Карлосу Кастельгранде, корреспонденту уругвайской газеты “Эль популяр” (Монтевидео).

Корреспондент: Каково ваше впечатление от празднования 7 ноября в Москве?

Гевара: 7 ноября — это такая великая дата, отмечавшаяся к тому же сорок семь раз, поэтому о ней уже сказано почти все. Единственное, что я хочу пожелать, — чтобы скорее наступил тот день, когда трибуны Мавзолея не смогут вместить руководителей социалистических стран, которые будут присутствовать на параде, и чтобы на параде не было ракет. Пусть они не будут нужны, иначе говоря, пусть погибнет империализм”.

25 марта 1964 года от имени кубинской делегации Эрнесто Гевара произносит речь на пленарном заседании Всемирной конференции по торговле и развитию, состоявшейся в Женеве. Он разоблачает опасность для мировой торговли и мира во всем мире, которую таят в себе иностранные капиталовложения, господствующие в экономике некоторых стран, и предлагает, чтобы все выплаты дивидендов и процентов и погашения долгов были приостановлены до тех пор, пока цены на продукцию, экспортируемую слаборазвитыми странами, не достигнут того уровня, который гарантирует возмещение потерь, понесенных этими странами за последние 10 лет.

Он призывает к созданию финансовых, кредитных и таможенных органов, которые основывались бы на принципах равноправия и которые заменили бы существующие органы, устаревшие с точки зрения их функциональности и заслуживающие осуждения с точки зрения их конкретной цели.

Очень трудно, невообразимо трудно добиться успеха в освободительной борьбе в Латинской Америке мирными средствами.

Проездом из Женевы Гевара на 48 часов остановился в Париже, а затем посетил Алжир.

На вопросы журналистов относительно военного переворота в Бразилии, в результате которого было свергнуто правительство Гуларта, Гевара сказал: “Нельзя доверять классическим, традиционным армиям”. 17 апреля, после непродолжительного пребывания в Праге, он вылетел в Гавану.

Нью-Йорк, 9 декабря (Пренса Латина). Сегодня незадолго до полудня, для участия в XIX сессии Генеральной Ассамблеи ООН в международный аэропорт Кеннеди прибыл министр промышленности Революционного правительства Кубы майор Эрнесто Гевара. Позже было объявлено, что утром в пятницу он выступит на заседании Генеральной Ассамблеи.

Выступая по телевидению в программе “Фэйс ту зе Нейшн” относительно возможных путей улучшения отношений между Кубой и США, Гевара заявил: “Куба хочет только одного— чтобы Соединенные Штаты, хорошо ли, плохо ли, забыли о ней”.

“Сейчас эта безликая масса, эта красочная, угрюмая и грустная Америка, которая на всем континенте поет с одинаковой грустью и разочарованием, в настоящее время эта масса решительно начала создавать собственную историю. Она начала писать ее своей кровью, страдать и умирать за нее. Потому что сейчас на равнинах и в горах Америки, на склонах предгорий, в долинах и тропических лесах, в пустынной глуши и на шумных улицах городов, на побережьях великих океанов и берегах рек начинает сотрясаться мир под ударами тех, кто готов умереть за свои идеалы, завоевать права, которые попирались на протяжении почти 600 лет различными угнетателями. Да, сейчас история должна будет считаться с бедняками Америки, с эксплуатируемыми и униженными Латинской Америки, которые раз и навсегда решили сами писать свою историю”

(Вторая Гаванская декларация).

И эту волну вспыхнувшего гнева, требований справедливости, попранного права, которая начала вздыматься над землями Латинской Америки, эту волну невозможно остановить.

Подходит к концу 1964 год. И снова Гевара в Алжире. Он ведет переговоры с алжирскими руководителями. В Народном дворце он встречается с многочисленной делегацией Фронта национального освобождения.

Алжир, 25 декабря (Пренса Латина). Министр промышленности Кубы, совершающий поездку по африканским странам, вылетает завтра в Бамако, столицу Мали.

“Мали и Куба выражают глубокое возмущение по поводу экономического давления, которое оказывают США в отношении Кубы, и требуют немедленной эвакуации базы в Гуантанамо”. (Из совместного коммюнике, опубликованного в Бамако по окончании официального визита.)

Браззавиль, 2 января (Пренса Латина). Гевара заявил, что Куба намерена установить более тесные отношения с этой африканской страной. Он сказал, что Конго (Браззавиль) — это молодое государство, осуществившее революцию и активно борющееся против империализма.

Следующая страна — Гвинея. Гевара призывает к сплочению всех революционных сил, к созданию единого фронта борьбы всех революционных и прогрессивных движений.

Гевара — в Гане. Он посетил строительство плотины на реке Вольта. Эта плотина обойдется в 200 млн. долларов. Его внимание привлек также Ботанический сад в 30 километрах от Аккры.

В беседе с журналистами, состоявшейся в столице Ганы, на один из вопросов Гевара отвечает (имея в виду давление, которое оказывают США на различные страны, чтобы изолировать Кубу): “Сенегалу, например, угрожали прекращением помощи, если он будет продавать Кубе арахис. В других случаях судам, идущим на Кубу, запрещается заход в американские порты. Марионеточные профсоюзы, например профсоюз грузчиков Венесуэлы, отказались грузить корабли тех стран, которые торгуют с Кубой.

Об освободительных движениях в Латинской Америке и Африке:
“Колумбия, Венесуэла и Гватемала накопили богатый опыт вооруженной борьбы, с которым вы еще не знакомы... И здесь, и там случались провалы, о которых необходимо знать, чтобы извлечь опыт для предстоящей борьбы. Обмен опытом и взаимопомощь в антиимпериалистической борьбе — такова наша общая задача...”

“Наблюдать, учиться и думать, не подражая слепо никому, а затем начинать продвижение вперед — вот форма, которую мы применяем”.

В конце января сообщается о поездке Гевары в Дагомею. Перед выездом из Аккры он посетил лагерь рабочих бригад Ганы, где ему подарили кенте, традиционную одежду для торжественных случаев. Кратковременная поездка в Париж с остановкой в Алжире. И снова Африка: Дар-эс-Салам, Каир. Агентство Мен сообщает, что Гевара будет вести переговоры с руководителями ОАР относительно развития экономических отношений между обеими странами. Он возвращается в Алжир, где участвует во Втором экономическом семинаре стран Азии и Африки. Он выступает на заседании, состоявшемся 24 февраля. Телеграфные сообщения указывают, что участники семинара “с большим интересом относятся к выступлению руководителя Кубы”.

“Не случайно нашей делегации разрешено изложить свое мнение перед представителями народов Азии и Африки... Наше общее стремление разгромить империализм объединяет нас в движении к будущему. Общее прошлое борьбы против одного врага объединяло нас в течение всего пути... Не может существовать социализма, если в сознании людей не наступит перелом, следствием которого явилось бы новое братское отношение к человечеству — как в индивидуальном плане в том обществе, которое строит или уже построило социализм, так и во всемирном плане в отношении всех народов, находящихся под империалистическим гнетом... Неоколониализм показал свои когти в Конго, но это не признак его силы, а свидетельство слабости, так как в качестве экономического аргумента он был вынужден использовать свое последнее оружие — силу, а это вызывает самое энергичное противодействие... Ответом на гнусную агрессию империализма США во Вьетнаме или Конго должны явиться поставки всех средств обороны, необходимых для этих братских стран, а также наша самая полная и безусловная солидарность с ними...”

В сообщениях по радио и телевидению широко комментируется речь майора Эрнесто Че Гевары на Втором экономическом семинаре стран Азии и Африки.

Когда Гевара возвратился из поездки по Алжиру, было объявлено, что он посетит ОАР. В начале марта он прибыл в Каир. Он вновь встречается с арабскими лидерами. В это же время он побывал на строительстве Асуанской плотины.

Гавана. 14 марта (Пренса Латина). Сегодня, после почти трехмесячной поездки по странам Африки, министр промышленности майор Эрнесто Че Гевара возвратился в Гавану.

26

  • Автор: Guest1435
  • Администратор
  • Guest1435
  • Откуда: Клайпеда
  • Зарегистрирован: 2006-11-12
  • Приглашений: 0
  • Сообщений: 1837
  • Пол: Мужской
  • Возраст: 38 [1986-02-03]
  • Провел на форуме:
    6 дней 2 часа
  • Последний визит:
    2009-04-11 20:28:02

Тату, африканский партизан
Х. Kарраско
Пребывание Че в Конго — малоизвестная страница в жизни бессмертного партизана. На этот раз мы публикуем воспоминания майора Моджа, соратника доктора Тату...

В январе — феврале 1965 ГОДА Эрнесто Че Гевара, в то время министр промышленности Кубы, совершил поездку по странам Африки. Он посетил Алжир, Мали, Конго (Браззавиль), Гану, Танзанию, Объединенную Арабскую Республику. Министр принял участие в работе II Экономического семинара афро-азиатских стран и познакомился с насущными проблемами Африканского континента. В Конго (Леопольдвиль) — ныне эта страна называется Заир — американо-бельгийские империалисты и режим Чомбе предпринимали попытки задушить движение за национальное освобождение. Руководитель этого движения Патрис Лумумба был убит агентами ЦРУ — акт, вызвавший волну глубокого возмущения во всем мире и рост солидарности с африканскими странами. Семинар в Алжире призвал оказать освободительным движениям военную и финансовую помощь, а также способствовать формированию военных кадров.

Конголезские повстанцы в лице их руководителя Гастона Сумиало обратились за поддержкой к кубинцам. Че не остался глух к просьбе конголезских борцов с неоколониализмом. Без сомнения, в той поездке у него родилось много идей...

2 февраля 1965 года

“Черт побери, сколько же здесь негров! Похоже, на Кубе собрали всех негров, чтобы привезти сюда!” Это шутливое восклицание, вызвавшее всеобщий смех, принадлежало Варнеру Моро (Кававе) — первому представителю Революционных вооруженных сил, нарубившему на сафрах миллион арроб сахарного тростника. 6 часов утра 2 февраля 1965 года. Около ста кубинцев, в большинстве своем лю дей молодых, но уже с немалым боевым опытом — они боролись с бандитами в горах Эскамбрая, с наемниками на Плая-Хироне, а кое-кто сражался и в рядах Повстанческой армии, — удивленно смотрят друг на друга, весело смеются. Они добровольно собрались в военном лагере в гористой части провинции Пинар-дель-Рио, чтобы отправиться в опасную зарубежную командировку минимум на пять лет. Эти люди еще не знают, куда поедут и что там будут делать, но ими движет дух интернационализма. Они помогли своей родине стать независимой и готовы сделать то же самое для других народов. После напряженной подготовки продолжительностью чуть больше двух с половиной месяцев они направятся в Конго (Леопольдвиль). Подготовкой руководил майор Виктор Дреке, бывший а то время заместителем командующего силами, которые сражались против бандитов в Эскамбрае.

Но в Конго, куда они будут добираться небольшими группами, их ожидает сюрприз.

"Нет, я его не знаю..."

Об эпопее на африканской земле, которая началась 24 апреля и закончилась 21 ноября 1965 года, почти не писали. Вот что вспоминает об этом участник событий — полковник Виктор Дреке, действовавший в отряде конголезских партизан под именем майор Моджа. — Тридцатого марта Османи Съенфуэгос привез меня в один дом близ Лагито, в окрестностях Гаваны, и там я узнал, кто будет командовать отрядом, который мы подготовили в Пинар-дель-Рио. Мне, правда, уже показывали несколько снимков, но я не узнал этого человека, хотя меня уверяли, что мы знакомы. Османи сообщил мне, что Фидель решил назначить меня не командиром, а помощником командира отряда, и спросил, что я думаю по этому поводу. Я ответил, что главное для меня — поехать туда, а кем — командиром, его помощником или простым солдатом — все равно. Тут Османи говорит: “Я тебя привез, чтобы ты увидел того человека, помнишь, на фотографиях! Неужели ты его не знаешь?” Мы сидели во дворике. Вижу, из дома вышел человек — белый, остриженный наголо, в очках. Я поздоровался с ним, а Османи спрашивает: “Ты его знаешь?”— “Нет, — говорю, — никогда его не видел, даже в газетах”. — “Так вот: этот товарищ назначен командиром отряда”. Я обратился к вошедшему: “Вы хотите, чтобы я доложил об отряде?” “Нет, потом потолкуем, — говорит он и обращается к Османи: — Слушай, давай ему скажем все, не будем водить Дреке за нос”. Тогда Османи заявляет: “Ты не знаешь Че?” Я вскочил как ошпаренный, а Че расхохотался. Стали мы разговаривать, я ему доложил про отряд, но оказалось, что хотя он и не участвовал в подготовке, но все знал. В свою очередь он рассказал нам о Конго, о том, чем можно помочь конголезцам, какая там обстановка. Говорил и об истории страны, обо всем, что видел во время недавней поездки по Африканскому континенту. Че говорил с большим подъемом, и я видел, что он полюбил Африку. Вечером накануне нашего отъезда приехал проститься Фидель. Именно тогда Че передал ему свое знаменитое письмо, которое было опубликовано в октябре 1967 года. Че писал там: “Не стоит зря переводить бумагу”, и это не случайно он долго писал, а потом рвал и жег исписанные страницы.

Фидель объяснил, как важна наша миссия, и сказал, что Хосе Мария Мартинес Тамайо (Папи) и я должны будем обеспечить безопасное прибытие Че к месту назначения. Маршрут пролегал через несколько стран, и нашей задачей была охрана Че Гевары.

Рано утром первого апреля мы поехали в аэропорт имени Хосе Марти по почти пустынным улицам.

Когда мы уже находились в самолете (в кресле у прохода сидел Папи, в центре — Че, у окошка — я), то вдруг увидели, что с нами летит журналист Луис Гомес Вангуэмерт, который множество раз беседовал с Че и брал у него интервью, но на этот раз его не узнал. Я думаю, Вангуэмерт так до конца дней своих и не догадался, что летел в одном самолете с Че, когда тот покидал Кубу

В Конго
— После долгого пути, пролегавшего через разные страны, 19 или 20 апреля мы прибыли в Танзанию; Че под именем Рамон, Тамайо — Рикардо, а я — Роберто, Сальсерио Тапиа. Нас так и называли: “Три Р”. В Дар-эс-Саламе началась подготовка к тайному проникновению в Конго (Леопольдвиль). Прежде всего Рамон дал нам новые имена. Сделал он это очень просто: взял суахили-французский словарь и нарек меня Моджа (то есть “один”, потому что вначале планировалось назначить меня командиром отряда), Тамайо — Мбили (“два”), а сам Че, который по документам был врачом и французским переводчиком, стал Тату (“три”). Другим товарищам, которые прибывали позднее новые имена давались таким же образом. Мы подготовились к тайному переходу границы группами по десять — двенадцать человек. Для этого надо было переправиться через озеро Танганьика. 24 апреля первые тринадцать человек были на конголезской земле. Но, пожалуй, стоит рассказать, как мы плыли из Танзании в Конго. Корабли Чомбе патрулировали озеро, которое по своим размерам является настоящим морем. Плавание заняло часов шесть-семь: наше маленькое суденышко с подвесным мотором, которое к тому же давало течь, все время кружил, чтобы избежать встречи с патрульными судами бельгийских наемников. Мы старались идти вдоль берега, ни на минуту не ослабляя бдительность. Кроме всего прочего, нас застигла буря.

Такое часто бывает в Африке. Стало темно, ничего не было видно, а огней мы зажигать не могли. Суденышко наше едва не село на мель; на конголезском берегу у Кибамбы не было ничего похожего на причал, и мы попрыгали в воду, чтобы добраться до твердой земли. Уже светало, и мы увидели большую гору, высотой примерно две тысячи метров. Называлась она Лулабург. Там мы и устроили свою базу.

Докто Тату

Как только мы вошли в контакт с повстанческими группами, Тату — своего настоящего имени он не открывал, и до самого боя 29 июня враги ничего не знали о Че, что было нашим большим достижением,— так вот, Тату объяснил им цель нашего прибытия. Мы, сказал он, прибыли сюда по просьбе Сумиало и Кабилы как военные инструкторы Мы будем сражаться вместе с повстанцами, принимая участие в планируемых ими операциях. Тату неукоснительно придерживался этой линии, поэтому и отношения между кубинцами и конголезцами всегда были самыми сердечными

Вскоре после первых встреч появились больные и Тату стал работать как врач; он организовал медицинскую помощь не только Для повстанцев, но и для местного населения. Потом он поручил это дело Куми (так звали там врача Рафаэля Серкеру). Впоследствии к нам прибыли и другие врачи, но все в Конго запомнили Че как доктора Тату.

Он сразу же организовал охрану нашего первого лагеря и выслал разведку, чтобы установить контакт с другими группами движения за национальное освобождение. Им была создана школа, которую мы все называли “базой”. Там мы вели военную подготовку конголезских повстанцев и руандийцев, которые сражались в Конго.

Здесь я считаю необходимым сделать одно важное заявление. Савимби (лидер ангольской националистической организации УНИТА. — Ред.) никогда не был в нашем отряде, никогда не был с Че в Конго. Не знаю, откуда пошел такой слух, но Савимби никогда не было среди повстанцев.

Военная подготовка конголезцев была нашей основной задачей, но Тату организовал и школу для повышения культурного уровня некоторых кубинских товарищей. Он сам давал уроки испанского языка, математики — он ее особенно любил — и французского языка. Два конголезских товарища обучали нас суахили. Нужно было видеть Тату в роли учителя, воспитателя! Он вел также политкружки по “Капиталу” и истории Африки. Кстати, в его огромном рюкзаке были только медикаменты, патроны и книги.

Продуктов он там не держал, нет. А книг у него была уйма, каждую свободную минуту он читал — вечером, при свете костра — и очень много писал; перед сном садился и делал записи в карманной записной книжке. Это был его дневник. С самого нашего прибытия он настаивал на том. чтобы мы жили в тех же условиях что и конголезские бойцы: питались так же, как они, и спали в глинобитных хижинах с соломенными крышами, на постелях из жердей, покрытых пальмовыми листьями. Я помню, как однажды, во время поездки с доктором Куми, нам подали в одной деревне блюдо из бабочек в соусе. Бабочки прилипали к губам, мы не знали, как их проглотить, но нужно было это съесть.

Когда наш отряд полностью сформировался и нас стало человек сто — сто тридцать, не считая африканцев, мы начали испытывать трудности с продовольствием. Положение усугублялось тем, что у нас несколько человек были больны, а из продуктов была только маниока. Иногда мы посылали людей охотиться на крупных птиц — они похожи на страусов, но питаются падалью, как наши стервятники. Так мы добывали мясо. Обезьян мы считали настоящим лакомством. Потом положение с продовольствием и медикаментами улучшилось благодаря смелым действиям товарища Чанги (Санчес Бертелеми, он же капитан Лаутон), который доставлял нам их на своем суденышке, отстреливаясь от катеров Чомбе; однажды он был ранен горячей газовой струёй при выстреле нашей базуки. В первые же дни Тату заболел малярией. Тогда многие болели, но у него это осложнялось астмой. Гора, на которой располагалась наша база, была покрыта таким густым лесом, что под кронами деревьев всегда стояла тьма и было очень холодно. А куртка у Тату была, как говорится, на рыбьем меху, да к тому же его беспрерывно мучили приступы астмы. Так что ему приходилось гораздо тяжелее, чем нам. Но он никогда не уклонялся от выполнения своих обязанностей, всегда служил нам примером. Вот каким был Че в Конго. И к сказанному можно еще много добавить.

Он полюбилАфрику

— Я уже на Кубе увидел, что он полюбил Африку, а в Конго это стало еще яснее. Дело было не только в его стремлении как можно больше сделать для подготовки партизан, но и в той страстности, с какой он говорил о конголезском народе. Он видел в нем жертву эксплуатации, угнетения, колониализма и признавал за ним безоговорочное право бороться за свою независимость. Он разделил с этим народом все; никогда ни один кубинец не ел того, чего не могло достаться конголезцам. Тату был великим африканским партизаном. Я говорю это со всей ответственностью. У нас был опыт партизанской войны на Кубе, но условия в Африке совсем другие; думаю, что и в Боливии они были особыми. Характер боевых действий в Африке иной, потому что приходится бороться не только с противником, но и с природой, с тяжелыми климатическими условиями. И Тату всегда выходил победителем в этой борьбе. Страдая от астмы, он проходил в день по восемь, десять, пятнадцать километров, а ведь для Конго это совсем не то, что для Сьерра-Маэстры. Однако он шел, он хотел всегда быть в первой линии атаки. Бывало, столько сил потратишь, чтобы убедить его остаться на командном пункте, но не успеешь оглянуться — Тату уже опять рядом с партизанами ведет огонь из своей винтовки М-1.

Дело в том, что хотя наш отряд находился там для военной подготовки африканских партизан, он принимал участие в боевых действиях. В общей сложности мы участвовали в 50 боевых операциях. Мы потеряли в Конго шестерых наших товарищей. Капитан Крисохенес Винахера (Ансуруни), лейтенант Норберто Пио Пичардо [Ине), сержант Виктор Мануэль Бальестер [Тетаине-Селасини), капрал Варнер Моро Перес (Кавава) пали 19 июня; 14 октября погиб рядовой Франсиско Торрьенте Асес (Аурино), а 26 октября — рядовой Орландо Пуэнтес Майета (Бааса-Бааша). На похоронах Орландо Пуэнтеса Тату сказал, что он был настоящим коммунистом, образцовым бойцом-интернационалистом. А сказал это он вот почему однажды Бааса, который обслуживал одно из небольших орудий, поручил в походе нести какие-то части орудия двум нашим товарищам, и один из них что-то потерял Разумеется, нам пришлось применить дисциплинарные меры к Баасе как ответственному лицу. Солдату было очень стыдно он страшно переживал и сказал: “Никогда больше я ничего не потеряю, не доверю больше свое орудие никому”. Этот ответ и раскаяние солдата стали известны Тату. Однажды, когда противник неожиданно напал на наш лагерь, Бааса был тяжело ранен в бою. Мы вынесли его из-под огня потом многие километры несли раненого на руках. До хирурга надо было идти дня три. У нас тогда хирурга не было, а Тату не имел ничего — ни инструментов, ни медикаментов — и не мог оперировать

У нас на руках умирал негр — сильный храбрый человек могучего телосложения. Нести его было тяжело. А тут еще гроза разразилась, стало очень холодно, и мы сделали привал. У нас была всего пара одеял; Тату отдал раненому оба и свою куртку впридачу. Мы положили Баасу в крестьянской хижине. Все настаивали, чтобы Тату надел свое пальто, ведь у него астма, но он ни в какую. Мбили, Тату и я сидели скорчившись на полу. Так и умер Бааса. Тату очень переживал смерть этого парня и сказал, что тот был настоящим коммунистом, поскольку до последнего момента оставался на боевом посту, рядом со своим орудием. Я всегда думал, что интернационалист должен жертвовать собой, отдать всё во имя своего благородного дела, никогда ничего не прося взамен. По словам Тату единственное, на что мы имеем право, это благодарить Революцию, партию, которые предоставили нам возможность выполнить свой интернациональный долг и оказать помощь другому народу. Так думал Тату, и мы все разделяли его мнение. Лично для меня Че был незабвенным учителем, командиром, товарищем, старшим братом, которого любишь всей душой так как он во всем подает тебе пример. Он и сегодня живет в делах Кубы, Африки, Америки; проходят годы, но мы хотим достичь того, о чем он мечтал. Иногда я думаю: верен ли я памяти Че. Мне кажется, я делаю все, что в моих силах, и все-таки этого мало, потому Че был человеком другого века, другой эпохи, человеком будущего.

27

  • Автор: Guest1435
  • Администратор
  • Guest1435
  • Откуда: Клайпеда
  • Зарегистрирован: 2006-11-12
  • Приглашений: 0
  • Сообщений: 1837
  • Пол: Мужской
  • Возраст: 38 [1986-02-03]
  • Провел на форуме:
    6 дней 2 часа
  • Последний визит:
    2009-04-11 20:28:02

В горах Боливии
Григулевич И.Р., Эрнесто Че Гевара и революционный процесс в Латинской Америке (с сокращениями)

Эрнесто Че Гевара прибыл в Ла-Пас под чужой фамилией самолетом из Сан-Паулу (Бразилия), вероятно, в ноябре 1966 г. Без бороды, с залысинами, седой (результат краски), в толстых роговых очках, при галстуке, он своей внешностью никак не напоминал известного всему миру Че. Он свободно ходил по улицам боливийской столицы. У него было два уругвайских паспорта: на имя коммерсанта Рамона Бенитеса Фернандеса и на имя коммерсанта Адольфо Мена Гонсалеса.

С тех пор, как 13 лет назад Че впервые ступил на боливийскую землю, здесь особых перемен не произошло. Страной продолжали управлять продажные генералы и политиканы, горняки по-прежнему влачили жалкое существование, а крестьянские массы — в основном индейцы, не говорящие по-испански, пребывали в нищете и невежестве. Революционные силы Боливии были ослаблены раскольнической деятельностью троцкистов, маоистов, анархистов... И тем не менее Че был настроен оптимистично. Он верил, что партизанские действия коренным образом изменят политическую обстановку в стране в пользу революционных сил.

К моменту прибытия Че в Боливию в стране уже находилось большинство кубинцев — будущих участников его отряда1. Через Таню Че получил от Г. Лопеса Муньоса мандат на имя Адольфо Мены Гонсалеса, удостоверяющий, что он является специальным уполномоченным Организации американских государств, изучающим и собирающим информацию об экономических и социальных отношениях в сельских районах Боливии.

Не задерживаясь в Ла-Пасе, Рамон, как стал именовать себя теперь Че, направился через Кочабамбу в “Каламину”, куда прибыл 7 ноября 1966 г. В тот же вечер Че сделал первую запись в своем дневнике, который он будет вести изо дня в день на протяжении 11 месяцев, вплоть до последнего боя 8 октября следующего года.

“Сегодня начинается новый этап, — записывает Че 7 ноября 1966 г. — Ночью прибыли на ранчо. Поездка прошла в целом хорошо. Мы с Пачунго соответствующим образом изменили свою внешность, приехали в Кочабамбу и встретились там с нужными людьми. Затем за два дня добрались сюда па двух джипах—каждый порознь.

е доезжая до ранчо, мы остановили машины. Сюда приехала только одна — чтобы не вызывать подозрений у одного из соседних крестьян, который поговаривает о том, что мы наладили здесь производство кокаина. В качестве курьеза отмечу, что неутомимого Тумаини он считает химиком нашей шайки. После второго рейса Биготес, узнав меня, чуть не свалился с машиной в ущелье. Джип пришлось бросить на самом краю пропасти. Прошли пешком около 20 км, добираясь до ранчо, где уже находятся три партийных товарища. Прибыли сюда в полночь” 4.

Партизанам удалось обосноваться, можно сказать, в самом сердце Латинской Америки. У них имелось современное оружие, техника, денежные средства. Инициатива была в их руках, теперь им не угрожало внезапное нападение и разгром.

Однако в сравнении с партизанской войной 1956— 1958 гг. на Кубе боливийский вариант выглядел не столь надежным, как могло бы показаться после первых организационных успехов. На Кубе, при всех исходных слабостях, бойцы Фиделя Кастро находились у себя дома и могли рассчитывать на помощь единомышленников и сочувствующих во всех уголках страны. В Боливии ядро партизан составляли иностранцы — главным образом кубинцы, и возглавлял их тоже иностранец — Че. И какими бы симпатиями партизаны ни пользовались в революционных кругах, местное население могло отнестись к ним как к чужестранцам, а это значит—с недоверием и предубеждением.

Но все же в начальный период преимущество было на стороне новых обитателей “Каламины”. 8 и 9 ноября Че совершает краткие выходы в окрестные джунгли и остается доволен разведкой. 9 ноября он записывает в дневнике:

“Если дисциплина будет на высоте, в этом районе можно долго продержаться” .

10 ноября обеспокоенный любопытством хозяина соседнего ранчо Альгараньяса, у которого обитатели “Каламины” покупали провизию, Че решил организовать главный, или базовый, лагерь в 8 км от фермы. После первой ночевки на новом месте 11 ноября он отмечает в дневнике: “Обилие насекомых здесь невероятное. Спастись от них можно только в гамаке с сеткой (такая сетка только у меня)”.

Переброска продуктов, оружия и другого партизанского хозяйства из “Каламины” в базовый лагерь была очень изматывающей: людям приходилось ежедневно переносить на себе большие тяжести. В районе базового лагеря партизаны устраивали тайники, куда прятали свое имущество. Че рассчитывал, что в нужный момент сможет посылать сюда своих людей за продовольствием, лекарствами и оружием.

Че постоянно поддерживает радиосвязь с “Манилой” (Гаваной). Постепенно в ранчо прибывают подкрепления — кубинцы и боливийцы. 27 ноября собралось уже 30 человек.

30 ноября, подводя итоги месяца, Че писал: “Все получилось довольно хорошо; прибыл я без осложнений, половина людей уже па месте. Добрались также без осложнений, хотя немного запоздали. Основные люди Рикардо, несмотря ни па что, готовы примкнуть к нашему движению. Перспективы в этом отдаленном от всех центров районе, где, судя по всему, мы практически сможем оставаться столько времени, сколько сочтем необходимым, представляются хорошими. Наши планы: дождаться прибытия остальных, довести число боливийцев по крайней мере до 20 и приступить к действиям. Остается выяснить реакцию Монхе и как поведут себя люди Гевары” .
2 декабря прибыл Чино — Хуан Пабло Чанг Наварро, перуанский революционер, участник партизанского движения в Перу, разгромленного властями. Чино предложил передать в распоряжение Че 20 перуанцев, участвовавших в партизанском движении в Перу.

В лагере между тем партизанская жизнь шла своим чередом. В декабре устроили еще один тайник в окрестностях “Каламины”, заложив в него оружие и боеприпасы.

Среди боливийцев, находящихся в “Каламине”, возникли разногласия. Одни готовы были стать партизанами, другие обусловливали свое участие решением Коммунистической партии Боливии, отношение которой к отряду Че продолжало оставаться неясным.

12 декабря Че записывает в дневнике: “Говорил со своей группой, „прочитав проповедь" о сущности вооруженной борьбы. Особо подчеркнул необходимость единоначалия и дисциплины... Сообщил о назначениях, которые распределил следующим образом: Хоакин—мой заместитель по военной части, Роландо и Инти — комиссары, Алехандро — начальник штаба, Помбо — обслуживание, Инти — финансы, Ньято — снабжение и вооружение, Моро — медицинская часть (временно)” .

В канун Нового года, утром 31 декабря, в “Каламину” прибыл долгожданный Марио Монхе, его сопровождали Таня, Рикардо и боливиец по кличке Пандивино, оставшийся в отряде Че в качестве добровольца. Весь день и всю новогоднюю ночь Че вел с Монхе переговоры.

Руководство Коммунистической партии Боливии, хотя и не брало на себя ответственность за организацию партизанского движения, разрешило своим членам вступать в отряд, а в публичных выступлениях ратовало за поддержку партизанского движения.

Че рассчитывал, что “Каламина” станет одним из звеньев в партизанской цепи, которая протянется сквозь весь южный конус, по крайней мере от Перу до Аргентины включительно. Что касается Перу, то он уже имел на этот счет беседы с Чино, который вскоре должен был вернуться в “Каламину”. Еще большую надежду возлагал Че на Аргентину.

Че был уверен, что его родина может стать ареной успешных партизанских действий. В ее слабо заселенных горных провинциях Сальта и Жужуй, примыкающих к Боливии, много нещадно эксплуатируемых помещиками батраков и малоземельных крестьян, которые наверняка, считал он, должны стать бойцами будущих партизанских армий.

Необходимо было срочно установить контакт с аргентинскими единомышленниками, бездействовавшими после гибели упомянутого выше отряда. На связь с ними Че посылает в Аргентину Таню.

18 января Че записывает в дневнике о подозрениях относительно Альгараньяса, судя по всему уже давно находившегося в контакте с полицией в Камири, которая и заявилась на следующий день в “Каламину” с обыском. “В поисках „завода" наркотиков туда па джипе приехал лейтенант Фернандес и четверо полицейских, одетых в гражданское платье. Они обыскали дом, и их внимание привлекли некоторые странные для них вещи: например, горючее для наших ламп, которые мы не успели отнести в тайники. У Лоро забрали пистолет, но оставили ему „маузер" и 22-миллиметровый пистолет. Для виду они до этого отняли пистолет у Альгараньяса и показали его Лоро. После этого полицейские уехали, предварительно предупредив, что они в курсе всех дел и с ними надо посчитаться” — так зафиксировал Че в записи от 19 января этот эпизод.

Связь с Камири и Ла-Пасом пока что функционировала нормально. 26 января в лагерь прибыли горняцкий лидер Мойсес Гевара Родригес и подпольщица Лойола. Мойсес согласился вступить в партизанский отряд вместе со своими сторонниками — около 20 человек. Он обещал доставить добровольцев только в первой половине февраля по причине того, что, как отмечается в “Боливийском дневнике”, “люди отказываются пойти за ним, пока не кончится карнавал” .

Лойоле, которая произвела на Че очень благоприятное впечатление твердой решительностью и верой в дело, он поручил организовать в Ла-Пасе и других городах подпольную организацию в поддержку партизанского движения. Эта организация должна была бы снабжать партизан боеприпасами, амуницией, продовольствием, собирать сведения о противнике, заниматься саботажем и диверсиями. Че снабдил Лойолу подробной “Инструкцией кадрам, работающим в городах”, и она отбыла в Ла-Пас.

Хотя эти контакты и были многообещающими, приток боливийцев в “очаг” далеко не соответствовал надеждам Че, о чем с присущей ему откровенностью он писал в месячном анализе за январь 1967 г.: “Из всего, о чем мы заранее думали, наиболее медленно идет процесс присоединения к нам боливийских бойцов”18.

1 февраля 1967 г., оставив нескольких бойцов в “Каламине”, очищенной от компрометирующих предметов, которые были упрятаны в тайники, Че с отрядом в составе 20 человек направился в горы в тренировочный поход, рассчитанный на 25 дней. Поход должен был закалить и спаять бойцов, проверить их выдержку, дисциплину, выносливость и мужество. В походе можно было разведать местность, заложить в пути тайные склады с оружием и продовольствием, наконец, установить контакты с обитателями этих мест.

Местность, по которой продвигались партизаны, оказалась труднопроходимой, полупустынной, поросшей колючими зарослями, кишащими ядовитыми насекомыми. Она пересекалась бурными горными речками, каменистыми грядами, обрывами, кручами. Во многих местах бойцам приходилось прокладывать себе путь сквозь чащобу при помощи мачете. Имевшиеся у них карты оказались непригодными: в них было много неточностей и несоответствий. Отряд Че пробыл в пути 48 дней вместо запланированных 25.

За это время партизаны неоднократно вступали в контакт с местными жителями. Крестьяне держались настороженно, недоверчиво, часто даже враждебно. Это не было неожиданностью для Че, который знал, что в начале партизанских действий крестьяне, опасаясь репрессий властей, именно так и относятся к “чужакам”-партизанам и только по мере развертывания боевых действий, убедившись в дружелюбии партизан, начинают склоняться в пользу восставших.

Шли дни. Скудный рацион, насекомые, тяжелые рюкзаки, ремни которых немилосердно впивались в тело, изодранная обувь, израненные ноги, ливни истощали бойцов, делали их раздражительными. Из-за пустяков в отряде все чаще вспыхивали стычки. Призывы Че соблюдать дисциплину не оказывали на измученных людей прежнего воздействия.

Сам Че с первых же дней похода чувствовал себя весьма скверно. Уже 3 февраля он записывает в дневнике: “Меня освободили от 15 фунтов ноши, и мне идти легче. И все же боль в плечах от рюкзака иногда становится невыносимой”. Запись от 12 февраля: “Устал я смертельно...”. 23 февраля: “Кошмарный день для меня... В двенадцать часов, под cолнцем, которое, казалось, расплавляло камни, мы тронулись в путь. Скоро мне показалось, что я теряю сознание. Это было, когда мы проходили через перевал. С этого момента я уже шел на одном энтузиазме. Максимальная высота этой зоны — 1420 метров” .

26 февраля утонул боливиец Бенхамин. “Он был слабым и крайне неловким парнем, — пишет Че, — но у него была большая воля к победе. Испытание оказалось слишком велико для него. Физически он не был подготовлен к ному, и вот теперь мы уже испытали крещение смертью на берегах Рио-Гранде, причем самым бессмысленным образом”.

Но Че все еще не теряет оптимизма. В месячном анализе за февраль он отмечает: “Хотя я не знаю, как обстоят дела в лагере, все идет более или менее хорошо, с неизбежными в подобных случаях исключениями...

Прошел месяц после выхода отряда из лагеря. Съестные припасы на исходе. Бойцы едят диких птиц, конину. Все страдают расстройством желудка. Че отдает приказ возвращаться обратно в лагерь на реке Ньянкауасу. Но это не так просто. Отряд заблудился. Голодные бойцы, нарушая приказ, начинают поедать консервы из неприкосновенного запаса. 4 марта Че записывает в дневнике: “Моральный дух у людей низок, а физическое состояние их ухудшается со дня на день. У меня на ногах отеки”.

Запись от 7 марта: “Вот уже четыре месяца, как мы здесь. Люди все более падают духом, видя, что припасы подходят к концу, а конца пути не видно” 25. Че разрешает бойцам убить и съесть лошадь, так как отеки у товарищей внушают серьезные опасения.

В эти дни произошел эпизод, которому Че не придал особого значения, но который впоследствии оказался весьма пагубным для судьбы отряда. В начале марта Маркоc вышел из базового лагеря купить продуктов. В пути он набрел на нефтевышку, возле которой столкнулся с крестьянином Эпифанио Варгасом. Маркоc представился ему как “мексиканский инженер”, справился о дороге и пытался купить продовольствие. “Мексиканец” Варгасу показался подозрительным, он рассказал о встрече жене, та своей хозяйке — капитанше, капитанша — мужу. Муж сообщил эти сведения военному командованию четвертого военного округа в Камири. Варгаса арестовали и заставили быть проводником армейскому патрулю, который пошел по следам Маркоса. Эти следы привели солдат в район базового лагеря.

Группа Че на обратном пути в лагерь тоже прошла неподалеку от нефтевышки. От местных жителей партизаны узнали, что в районе бродил увешанный оружием “мексиканец”. Они поняли, что речь шла о Маркосе. 9 марта Че, описав этот эпизод в дневнике, отметил, что Маркоc опять “отличился”. Он тогда еще не знал, что неосторожность Маркоса уже привела солдат прямо к воротам партизанского лагеря.

По расчетам Че, его отряд уже давно должен был вернуться на свою постоянную стоянку. Партизаны явно блуждали в ее окрестностях. 17 марта при переправе через Ньянкауасу перевернулся плот и утонул Карлос. “Он считался, — писал Че в дневнике, — до сегодняшнего дня лучшим среди боливийцев арьергарда по серьезному отношению к делу, дисциплине и энтузиазму” 28. Вместе с Карлосом река унесла несколько рюкзаков, 6 винтовок и почти все патроны бойцов.
19 марта отряд приблизился к базовому лагерю. Вечером партизаны встретились с поджидавшим их Негро — перуанским врачом, который сообщил Че, что с 5 марта в базовом лагере находились Добре, Таня, прибывший из Гаваны Чино, Мойсес Гевара с группой своих людей и Пеладо — аргентинец Сиро Роберто Бустос. Это были приятные новости. Но неприятных было больше: “Каламина” обнаружена боливийскими властями; двое из добровольцев Мойсеса Гевары дезертировали; вблизи базового лагеря объявились солдаты; в их руки попал еще один доброволец из группы Мойсеса. Вдобавок ко всему три дня назад па ранчо нагрянула полиция, все там перевернула и, кажется, обнаружила улики пребывания партизан, хотя в свое время Че и дал строжайший приказ “почистить” ранчо под метелку. На днях, уже после налета полиции, вблизи базового лагеря видели колонну солдат в 60 человек, прочесывающих местность.

Че наладил охрану лагеря, укрепил дисциплину, стал готовить людей к походу, ибо оставаться в основном лагере было небезопасно: теперь, когда о его существовании стало известно властям, он превратился в своего рода мышеловку. Возвращение Че подняло настроение людей, но многие, особенно новички, продолжали испытывать растерянность перед надвигавшимися грозными событиями.

20 и 21 марта ушли на сборы и переговоры Че с перуанцем Чино, аргентинцем Пеладо, Дебре и Таней. Чино, вернувшийся с Кубы, был полон самых радужных надежд в отношении организации партизанских действий в Перу. “Он, — записывает Че в дневнике,— намерен начать с группой в 15 человек, причем сам он будет командующим зоны Аякучо. Договорились также, что приму от него 5 человек в ближайшее время, а позже — еще 15. Затем они вернутся к нему после того, как обстреляются у меня... Чино кажется очень воодушевленным”.

Дебре сначала заявил о своем намерении остаться в отряде. Однако согласился с Че, утверждавшим, что он больше пользы принесет во Франции, организуя там помощь партизанам.

23 марта была устроена первая засада, в которую попал армейский патруль. Результаты этого первого боя с войсками таковы: у противника 7 убитых, 18 человек партизаны взяли в плен, в том числе двух офицеров — майора и капитана (Че велел провести с пленными политбеседу и отпустить их); кроме того, партизаны захватили 16 винтовок с 2000 патронов, 3 миномета с 64 минами, 2 базуки, 3 автомата с 2 дисками к каждому, 30-миллиметровый пулемет с 2 лентами. В руках партизан оказался также план операций, согласно которому армия должна продвигаться по обе стороны реки Ньянкауасу и затем сомкнуть клещи вокруг партизанского лагеря.

Первый бой партизан с правительственными войсками оказался успешным, но в то же время осложнял их положение. Этот бой ознаменовал начало войны, к которой партизаны еще не были достаточно подготовлены. Судя по некоторым свидетельствам его соратников, Че рассчитывал скрытно продержаться в районе реки Ньянкауасу до конца 1967 г. и только тогда приступить к боевым действиям.

К тому времени должны были начать действовать партизанские базы в Перу и на севере Аргентины. Теперь же организаторы этих будущих баз находились в отряде, и оставалось мало надежды, что они смогут выбраться отсюда.

К тому же первые выстрелы, первая кровь смертельно напугали некоторых политически нестойких боливийских добровольцев из группы Мойсеса Гевары. Их трусость выводила Че из себя, он вынужден был наказать четырех боливийцев: приказал прекратить выдачу им табака и пригрозил оставить без еды за невыполнение приказов. Был сменен кубинский командир авангарда.

25 марта состоялось собрание бойцов, на котором было решено именовать отряд Армией национального освобождения Боливии, а также распространить сводку.

27 марта эфир заполнили сообщения о сражении с партизанами в районе реки Ньянкауасу. Правительство, пытаясь “спасти лицо”, заверяло, что партизаны потеряли в бою “на одного убитого больше”, что они расстреливали раненых солдат, что солдаты взяли в плен четырех партизан, из коих двое иностранцы. Из правительственных реляций следовало, что властям хорошо известен состав отряда — дезертиры и пленный немало рассказали полиции.

1 марта 1967 г. правительственные войска перешли к наступательным действиям: подвергли пустое ранчо минометному обстрелу и бомбардировке с воздуха, а затем захватили его.

Подводя итоги за март, Че писал: “Месяц изобиловал событиями. Можно набросать следующую панораму. Сейчас проходит этап консолидации и самоочищения партизанского отряда, которое проводится беспощадно. Состав отряда растет медленно за счет некоторых бойцов, прибывших с Кубы, которые выглядят неплохо, и за счет людей Гевары, моральный уровень которых очень низок (два дезертира, один сдавшийся в плен и выболтавший все, что знал; три труса, два слабака). Сейчас начался этап борьбы, характерный точно нанесенным нами ударом, вызвавшим сенсацию, но сопровождавшийся и до и после грубыми ошибками... Начался этап контрнаступления противника, которое до сих пор характеризуется: а) тенденцией к занятию ключевых пунктов, что должно изолировать нас; б) пропагандистской компанией, которая ведется в национальных рамках и в международных масштабах; в) отсутствием до сих пор боевой активности армии; г) мобилизацией против нас крестьян.

Ясно, что нам придется сниматься с места раньше, нежели я рассчитывал, и уйти отсюда, оставив группу, над которой будет постоянно нависать угроза. Кроме того, возможно, еще четыре человека предадут. Положение не очень хорошее”.

Че крайне тяготило пребывание Дебре и аргентинца Бустоса в отряде. Ни тот, ни другой в партизаны не годились, к тому же не скрывали своего желания покинуть отряд. Однако обеспечить им безопасный выход было нелегко.

Вскоре, 10 апреля, произошли еще два столкновения с правительственными войсками, закончившиеся победой партизан. Как и в первый раз, две войсковые колонны попали в партизанские засады. Результаты первого боя: 3 солдата убиты, 6 взяты в плен, включая унтер-офицера — командира колонны. Во втором бою потери противника составили: 7 убитых, 24 пленных. Итого за два боя — 10 убитых, 30 пленных, среди них майор Рубен Санчес. Победы были омрачены гибелью кубинца Рубио (капитана Хесуса Суареса Гайоля). Пленных и на этот раз отпустили.

Однако новости, заполнявшие эфир, были менее приятны. Правительственное радио сообщало, что в лагере повстанцев обнаружено фото Че, а также раскрыт один из тайников.

Отряд продолжал оставаться в районе реки Ньянкауасу, не отрываясь от своих тайников. Несколько человек из бойцов отряда и гостей заболели (среди них Таня и Мойсес). В этих условиях Че принимает решение покинуть зону, оставив здесь на несколько дней лишь часть бойцов под командованием Хоакина, всего 13 человек, в их числе 4 лишенных партизанского звания боливийцев, а также больных Алехандро и Таню. Че был вынужден пойти на этот шаг, чтобы дать возможность выбраться Дебре и Бустосу.

Но жизнь распорядилась иначе — Хоакин и Че уже не встретятся...

Че все больше беспокоило отношение местных крестьян к партизанам. Боевые действия продолжались уже около месяца и в основном успешно, но крестьяне, как правило, уклонялись от сотрудничества с партизанами. В сложившихся же условиях маневренной войны поддержка крестьян становилась решающим фактором.

17 апреля 1967 г. в Гаване по радио передавалось послание Че Организации солидарности народов Африки, Азии в Латинской Америки, известное под названием: “Создать два, три... много Вьетнамов—вот лозунг дня”. Че предсказывал многолетнюю, кровопролитную вооруженную борьбу с империализмом и призывал революционеров отбросить фракционную борьбу, объединиться и единым фронтом сражаться против общего врага. Послание заканчивалось словами: “Наш каждый шаг —это боевой призыв в борьбе против империализма и боевой гимн в честь народного единства против величайшего врага человечества — Соединенных Штатов Америки. Если смерть внезапно настигнет нас, мы будем приветствовать ее в надежде, что наш боевой клич будет услышан и другие руки подхватят наше оружие и другие люди запоют гимны под аккомпанемент пулеметных очередей и боевых призывов к войне и победе”.

19 апреля партизаны задержали англичанина Георга Роса, выдававшего себя за журналиста. Рос смахивал на агента ЦРУ, во всяком случае, он уже успел поработать инструктором “Корпуса мира” в Пуэрто-Рико.

Англичанина отпустили. Вместе с ним, с согласия Че, покинули отряд Дебре и Бустос.

День спустя стало известно, что все трое задержаны боливийскими властями. Их арест явился серьезным ударом для Че, который записывает в дневнике: “Дантон и Карлос стали жертвами собственной спешки, почти отчаянного желания выбраться, а также моего недостаточного сопротивления их планам. Таким образом, прерывается связь с Кубой (Дантон), а мы потеряли разработанную нами схему борьбы в Аргентине (Карлос)”

Апрельский месячный анализ, основу которого составляет весьма трезвая оценка недочетов и ошибок партизан, в целом пропитан оптимизмом. Вот наиболее примечательные разделы этого анализа:

“Дела идут более или менее нормально, хотя нам пришлось оплакать гибель двух наших бойцов: Рубио и Роландо. Потеря последнего была особенно суровым ударом для нас, так как я собирался поставить его во главе второго фронта (самостоятельно действующего отряда.—И. Г.). Мы провели еще четыре боя. Все они в целом дали хорошие результаты, а один из них даже очень хороший...

В итоге: это был месяц, в течение которого все развивалось в пределах нормы, принимая во внимание случайности, неизбежные в ходе партизанской войны. Моральный дух всех тех бойцов, что успешно прошли предварительный экзамен на звание партизана, на высоте”.

В мае отряд продолжал рейд. Скудная и недоброкачественная пища и в особенности недостаток воды в этих местах, а также усталость, нервное напряжение — все это не могло не сказаться на физическом состоянии партизан, в частности и самого Че. Почти все страдали от расстройства желудка, многих лихорадило. О состоянии Че можно судить по его дневнику. Однако, несмотря на слабость, он не только продолжает вести дневник изо дня в день, но и не забывает отметить в нем дни рождения своих детей и ближайших родственников.

В мае произошли стычки с войсками, закончившиеся победой партизан.

Во время похода партизаны проследовали через два селения — Пириренду и Карагуатаренду, где общались с жителями, знакомили их со своей программой, намерениями, призывали желающих присоединиться к партизанскому движению. Но боливийцы то ли боялись, то ли не понимали партизан, то ли находились под влиянием правительственной пропаганды, преподносившей населению соратников Че как иностранных захватчиков, грабителей и насильников. Как бы там ни было, но местные жители отнеслись к партизанам весьма недоверчиво. Крестьяне, правда, проявляли большее, чем прежде, дружелюбие, но не вступали в отряд.

Всевозраставшее беспокойство вызывало у Че отсутствие каких-либо следов отряда Хоакина.16 мая Че получил шифровку из “Манилы”, лишь подтвердившую, как записал он в дневнике, полную изоляцию, в которой оказались партизаны. Это могло означать только одно — подпольный аппарат поддержки, действовавший в Ла-Пасе, оказался парализованным.

В июне отряд Че продолжал действовать все в той же зоне между Санта-Крусом и Камири, не отрываясь от тайников и все еще надеясь на встречу с группой Хоакина. 14 июня 1967 г., в день своего рождения, Че записывает в дневнике: “Мне исполнилось 39 лет, годы неизбежно бегут, невольно задумаешься над своим партизанским будущим. Но пока я в форме”.

Действительно, Че был тогда в своей “наилучшей” форме. Тело его было искусано насекомыми, астма вновь душила его, мучил желудок. Но воля пламенного революционера держала это слабое, уставшее тело на ногах, подавляя малейшую жалобу, малейшее проявление слабости. Разум его был ясным и трезвым, доказательством чему служат страницы дневника, где с точностью и поразительной беспристрастностью он фиксирует плюсы и минусы, действия, возможности и перспективы борьбы, знамя которой он поднял в Боливии и которое он все еще думал победоносно пронести по Латинской Америке.

26 июня в перестрелке с солдатами был ранен Помбо и убит кубинец Тума. К скромному, отважному бойцу Туме {Карлос Коэльо, 1940 г. рождения, участник Кубинской революции, боец личной охраны Че в его бытность министром промышленности) Че относился тепло и нежно, как к сыну, и глубоко переживал его гибель. Противник тоже понес потери: четыре человека убитыми и три ранеными. Но потери противника были легко восполнимы, в то время как для партизан потеря каждого человека, по словам Че, была равносильна серьезному поражению.

Правительственное радио утверждало, что среди партизан находятся опытные вьетнамские командиры, громившие в свое время “лучшие американские полки” .

30 июня Че принял сообщение с Кубы о том, что в Перу пока нет надежды на развитие партизанского движения, хотя там и создана партизанская организация. Че без комментариев регистрирует эти сведения в “Боливийском дневнике”.

В июле положение отряда ухудшилось. В одной из стычек партизаны потеряли 11 рюкзаков с медикаментами, биноклями и прочим снаряжением, а главное — с магнитофоном, на который записывались шифровки из “Манилы”. Че, с его почти постоянными приступами астмы, остался без крайне необходимых ему лекарств.

В резюме за июль Че отмечал:

"Продолжают действовать те же отрицательные моменты, что и в прошлом месяце. Невозможность установления контактов с Хоакином и с нашими друзьями, а также потери в личном составе..."

8 августа на собрании партизан Че говорил о трудностях, которых еще прибавится в будущем, и о необходимости преодолеть испытания и “выдержать экзамен на революционеров. Но для этого нужно превозмочь себя. Кто чувствует, что способен на это, пусть остается, кто не в состоянии — пусть уходит”. Все кубинцы и некоторые боливийцы высказались за то, чтобы продолжать борьбу до конца

Че решает вернуться в старый лагерь, к одному из тайников, где запрятаны противоастматические лекарства и радиостанция. Восемь человек он посылает вперед, а сам с остальными движется за ними. Он все еще надеется встретиться с группой Хоакина или по крайней мере узнать что-либо о ее судьбе.

В эти тревожные дни в Гаване конференция солидарности приняла Поздравительное послание майору Че Геваре и объявила о символическом создании “латиноамериканской национальности”, провозгласив “почетным гражданином нашей общей родины — Латинской Америки дорогого партизана майора Эрнесто Че Гевару”. В зале заседаний конференции над трибуной президиума висел огромных размеров портрет Че. Майор Че Гевара как бы незримо присутствовал и председательствовал на этом собрании.

Гаванская конференция изобиловала драматическими моментами. Перед делегатами предстали четыре агента ЦРУ, которые с мельчайшими подробностями поведали о том, как по поручению разведки США готовили убийство Фиделя Кастро. Таких диверсантов и убийц США засылали на Кубу с 1959 г. Разумеется, это давало кубинцам моральное право участвовать в освободительной борьбе, точнее, в партизанских действиях в Латинской Америке против империализма США. Работа конференции широко освещалась радиостанциями всех латиноамериканских стран.

В боливийской эпопее участвовали 17 кубинских революционеров, 13 из них сложили там головы. Никто из них не достиг 35-летнего возраста. Вот имена этих героев:
Капитан Хесус Суарес Гайоль, он же Феликс и Рубио, погиб 10 апреля 1966 г.
Капитан Элисео Рейес Родригес, он же капитан Сан-Луис и Роландо, погиб в бою 25 апреля 1967 г.
Команданте Антонио Санчес Диас, он же Пинарес и Маркос, погиб в мае 1967 г.
Лейтенант Карлос Коэльо, он же Тума и Тумаини, погиб в бою 26 июля 1967 г.
Капитан Хосе Мария Мартинес Тамайо, он же Папи, Рикардо и Чинчу, погиб в бою 30 июля 1967 г.
Команданте Виталио Акунья Нуньес, он же Хоакин и Вило, погиб 31 августа 1967 г.
Команданте Густаво Мачин Оэд, он же Алехандро, погиб 31 августа 1967 г.
Лейтенант Исраэль Рейес Сайас, он же Браулио, погиб 31 августа 1967 г.
Капитан Мануэль Эрнандес Осорио, on же Мигель и Исленьо, погиб в бою 26 сентября 1967 г.
Капитан Альберто Фернандес Монтес де Ока, он же Пачо и Пачунго, погиб в бою 8 октября 1967 г.
Капитан Орландо Пантоха Тамайо, он же Оло и Антонио, погиб 8 октября 1967 г.
Рэне Мартинес Тамайо, он же Артуро, погиб 8 октября 1967 г.
Октавио де ла Консепсъон Педраха, он же Моро, Моронго, Муганга, врач, убит 12 октября 1967 г.

28

  • Автор: Guest1435
  • Администратор
  • Guest1435
  • Откуда: Клайпеда
  • Зарегистрирован: 2006-11-12
  • Приглашений: 0
  • Сообщений: 1837
  • Пол: Мужской
  • Возраст: 38 [1986-02-03]
  • Провел на форуме:
    6 дней 2 часа
  • Последний визит:
    2009-04-11 20:28:02

Таня - партизанка, боец Америки
Лидисе Валенсуэла

…один из свидетелей тех событий, Родольфо Сальданья, рассказывает об интересных эпизодах революционной деятельности этой выдающейся женщины, бойца-интернационалиста

Солдат прищурил глаза. Огляделся вокруг и посмотрел на тех, кто, так же как и он, скрывались в зарослях у реки. Он весь напрягся. Он увидел, как входит в реку первый из бойцов небольшой партизанской колонны, за ним другой... Потом он различил среди партизан женщину, одетую в брюки защитного цвета и зеленую рубашку в полоску, с автоматом через плечо и рюкзаком за спиной. Он прижал приклад к плечу. Прицелился. Женский силуэт появился в прицеле. Он нажал на спусковой крючок, дал очередь и увидел, как женщина, заливая кровью одежду, упала. Затих голос, предлагавший партизанам сдаваться. Так у самого берега Рио-Гранде была убита Таня-Партизанка.

Вместе с ней погибли еще восемь партизан, бойцов тылового отряда Армии национального освобождения Боливии (АНОБ), которой командовал Че.

Маленькая группа отделилась от авангарда и от главного отряда 17 мая 1967 года в местечке Бельявиста на юго-востоке Боливии, недалеко от озера Икира. Группа из тринадцати человек, среди которых была и Таня, должна была находиться в этой зоне под командованием партизанского командира Виталио Акуньи (Хоакина).

Они так и не встретились со своими товарищами. Отряд Хоакина действовал самостоятельно, почти наугад около четырех месяцев. Трое из партизан погибли в перестрелках с правительственными войсками; двое из “ненадежных” дезертировали и сдались войскам, которые они и вывели к двум из партизанских лагерей. Группа Хоакина, все голодные и изможденные — у них не оставалось никакой еды и большинство из них шли практически босые, — завязали контакт с крестьянином Онорато Рохасом. Этот тип — позже получивший в полной мере за свое предательство от партизан — пообещал вывести группу к Рио-Гранде. Рохас не стал долго медлить со своим доносом и вскоре привел правительственные войска в зону, где должны были проходить партизань, искавшие Че. На берегу реки их уже ждали солдаты регулярных войск. Это случилось 31 августа 1967 года.

Таня и ее любовь к Америке

Короткий, но громкий крик дал понять Наде Бидер, что ее второй ребенок появился на свет. Девочка родилась крепенькая, чуть больше четырех килограммов, с густыми и поразительно черными волосами. 19 ноября 1937 года в столице Аргентины Буэнос-Айресе в жизнь вошла Аиде Тамара Бунке Бидер, которой через тридцать лет предстояло превратиться в Таню-Партизанку. — Тамара с раннего возраста занималась спортом, который всегда притягивал ее необычайно. Отпуск мы обычно проводили в курортных местах, в том числе в Каламучите, в Сьеррас-де-Кордова, и там родилась ее огромная любовь к лошадям и природе. В два года она впервые оказалась в седле, — вспоминает Надя Бидер.

Тамаре было четырнадцать лет, когда семья решила переехать из Аргентины в Германскую Демократическую Республику. Супруги Бунке уехали из фашистской Германии в 1935 году.

Знаешь, мама, — сказала тогда Тамара, — я поеду в Европу. Интересно побывать в новых местах, но купите мне и обратный билет. Я не буду даже разбирать чемоданы.

Ее желание вернуться в Латинскую Америку и, особенно в Аргентину, со временем превратилось в потребность. В этом она признавалась многим из своих товарищей по учебе и по Союзу свободной немецкой молодежи — политической организации, членом которой она стала в ГДР. Запп, ее преподаватель русского языка в школе имени Клары Цеткин, вспоминает, как однажды на его слова о том, что она нужна и в ГДР, Тамара возразила: Аргентина — моя родина. Я должна вернуться, чтобы бороться за лучшую жизнь в моей стране, и если для этого потребуется бороться и сражаться с оружием в руках, я пойду на это.

Баро, одна из ее подруг по школе, вспоминает с глубокой грустью о Тамаре как о восхитительной девушке, которая всегда имела четкие и передовые политические взгляды. — Когда я узнала, что она уехала на Кубу, — рассказывает Баро, — я не удивилась. Она всегда говорила о своем возвращении в Латинскую Америку. Мы все понимали, что, несмотря на ее жизнерадостность и на то, что вместе с нами она принимала во всем самое активное участие, ей чего-то не хватало. И все мы, кто был к ней ближе других, это чувствовали. Так, однажды вечером, когда мы вернулись с репетиции хора, она присела со мной и еще с одним из наших товарищей и с такой грустью заговорила о “своей родной земле”, что мы были просто поражены.

О любви, которую Тамара испытывала к музыке, рассказывает ее лучшая подруга в ГДР Марианна Крамп: Она обожала играть на аккордеоне и всегда играла на всех наших встречах. Часто она исполняла одну латиноамериканскую песню, единственную, которую помнила наизусть: “Там, на большом ранчо”.

Первая встреча Тамары с Эрнесто Че Геварой произошла в Берлине в 1960 году. Че возглавлял торговую делегацию — он был тогда президентом Национального банка Кубы, — подписавшую в Берлине два торговых соглашения.

— После той первой встречи с Героическим Партизаном, — вспоминает Надя Бидер, — еще более окрепла убежденность Тамары в правильности избранного пути. Еще более возросло ее восхищение и уважение к Че как к аргентинцу, коммунисту, партизану, блестящему мыслителю и оратору.

Приезд в Гавану

Восприимчивая по натуре, выросшая в семье коммунистов и разделявшая убеждения своих родителей, Тамара Бунке Бидер выбрала путь вооруженной борьбы, чтобы однажды на боливийской земле родилось новое справедливое общество.

С первых дней победы Кубинской революции Таня стала последовательной сторонницей политического процесса, зарождавшегося на маленьком карибском острове.

— Самой неотложной задачей для нее стало переехать в Гавану, — говорит ее мать. — Ей казалось, что именно это она должна была сделать как можно раньше. Последние два года Тамара готовилась к поездке в Латинскую Америку; был готов паспорт и получено разрешение правительства и партии.

И Таня приехала в Гавану. Сначала она работала переводчицей немецкого 'языка в Кубинском институте дружбы народов (ИКАП). Тамара стала настоящей кубинкой. Она страстно любила Революцию и отдавала ей всю свою энергию. С 1961 по 1963 год она работала переводчицей в Министерстве образования, но ее деятельность не ограничивалась служебными обязанностями. Когда в стране развернулась кампания по ликвидации неграмотности, Таня учила читать и писать бойцов Повстанческой армии. Она вступила в ряды Национальной революционной милиции и была активным членом Комитета защиты Революции квартала, в котором жила. В течение трех лет она сотрудничала также в Комитете пропаганды Национального управления Федерации кубинских женщин и занималась на факультете журналистики Гаванского университета. Как вспоминают ее товарищи, она никогда не жалела времени на революционную деятельность

Рождение Тани

1963 год отметил начало нового этапа в жизни Тамары Бунке. Личные качества Тамары, ее стойкость, способности, политические взгляды и самоотверженность в работе послужили причиной того, что Че выбрал ее для осуществления сложной и ответственной задачи по оказанию помощи в борьбе, которую он и его товарищи собирались вести в других странах. Так рождалась Таня.

8 течение нескольких месяцев молодая революционерка, аргентинка по национальности, настойчиво училась искусству ведения подпольной и партизанской борьбы, для того чтобы выполнить поставленные перед ней задачи. Она начала отдаляться от своих друзей; одним она говорила, что работает с делегациями в Министерстве Революционных вооруженных сил, а друзьям в этом министерстве рассказывала об огромных переводах, которые делает для Министерства промышленности... Так Тамара постепенно перевоплощалась в Таню.

9 апреля 1964 года с паспортом на имя Аиде Бидель Гонсалес Таня поехала в Западную Европу, где в условиях чуждой ей идеологической среды начался первый этап подготовки.

По окончании поездки по различным странам Европы, продолжавшейся более пяти недель, было решено уже окончательно, что она изменит имя, под которым через несколько месяцев обоснуется в Боливии. Так появилась Лаура Гутьеррес Бауэр, аргентинка по национальности, по профессии этнограф, изучающая фольклор жителей горных районов.

Особо важный свидетельРодольфо Сальданья в партизанском лагере — Родольфо Сальданья, боец Армии национального освобождения Боливии, был одним из организаторов городского подполья, создававшегося в его стране в конце 1966 года, как одна из опорных сил партизанского движения Эрнесто Че Гевары.
Сальданья, боец-коммунист, стал одним из надежных помощников интернационального партизанского движения, начинавшего действовать в восточном районе Боливии — Ньянкауасу.

Свидетель и участник подготовки партизанской борьбы, под знаменами которой объединились люди из Боливии, Перу, Аргентины и Кубы, Сальданья в своей революционной деятельности был тесно связан с единственной входившей в интернациональную группу женщиной, которая на протяжении двух лет терпеливо и самоотверженно готовила для людей Че условия для въезда в страну.

В одном из интервью, данном специально для журнала “Куба”, боливийский революционер делится воспоминаниями о тех годах, о пережитых событиях, которые, как он объясняет, хотя это и покажется странным, пытался забыть как можно скорее, так как к этому обязывали особые условия подпольной работы. Он среднего роста, полный, с проницательным взглядом, голос у него глухой, говорит с паузами и типичным боливийским акцентом, который не исчез, несмотря на двенадцать лет, прожитых на Кубе. Пятидесятилетний Сальданья работает переводчиком кечуа на “Радио Абана Куба”.

— Как вы познакомились с Таней?

— Прежде всего, хочу сказать, что задолго до того, как познакомиться с ней лично, я знал, что в нашей подпольной городской группе работает одна женщина. О ней, не называя ее имени и не говоря о работе, которую она выполняла, мне рассказал один кубинский боец, Хосе Мария Мартинес Тамайо, которого мы звали Папи. Он занимался координацией действий городской подпольной группы. Когда работаешь в подполье, о своих товарищах нужно знать только необходимый минимум. Поэтому о Тане я знал немного, только ее псевдоним и элементарные сведения, необходимые для работы. Именно Папи устроил нашу встречу в ноябре 1966 года в Ла-Пасе, в одном из домов, который мы снимали в районе Мирафлорес для того, чтобы скрывать там товарищей, прибывавших в Боливию. В то время наши с Таней задания совпадали. Как и другие наши товарищи, мы отвечали за переправку людей из Ла-Паса в партизанский лагерь в Ньянкауасу.

– Когда вы узнали о работе, которую выполняла Таня?

– Практически уже после ее смерти в 1967 году, когда в боливийской прессе начали появляться первые сведения о Тане, о ее подпольной работе, о том, как она проникла в высокие правительственные круги, и, уже позже, о ней мне рассказали революционеры, которые с ней работали.

– Какое впечатление произвела на вас Таня?

– Помню, в тот вечер, когда мы должны были познакомиться, я был очень взволнован. Я знал, что мне предстоит встреча с подпольщицей, которая играла огромную роль в организации городской подпольной группы, но не знал, была ли она молодой или старой, блондинкой или брюнеткой, боливийкой или иностранкой. Я только' знал, что ее зовут Таня. Подошел к дому, ответил на пароль, и передо мной появилась очень красивая женщина, белокожая, с сине-зелеными глазами, с черными коротко стрижеными волосами, стройная, с открытой улыбкой. Она дружески протянула мне руку.
Таня произвела на меня очень хорошее впечатление. Не преувеличивают те, кто говорит, что Таня была сильной личностью и очень красивой женщиной. Позже, узнав ее ближе, я смог убедиться, что в Тане все имело свой смысл: любой жест, даже ее молчание имели особое значение.

– Какую работу вы выполняли в подпольной организации и почему вам пришлось сотрудничать с Таней?

– Я стал партизаном прежде всего из-за моего убеждения в том, что только вооруженная борьба может изменить социально-экономические структуры, господствующие в моей стране, и к тому же я был известен в боливийских революционных кругах как участник партизанского движения в Аргентине под руководством Хорхе Рикардо Масетти, а еще раньше я входил в партизанскую группу Армии национального освобождения Перу.
Таким образом, с самого начала я стал работать с несколькими кубинскими товарищами, среди которых был Папи.
Именно с ним мы готовили очаг партизанской борьбы, который должен был возникнуть в восточном районе Ньянкауасу. Базой служило имение, купленное Коко Передо, выдающимся боливийским борцом, впоследствии погибшим во время боев партизанского отряда под руководством Че.
Моя подпольная работа заключалась в организации городской подпольной группы, которая должна была действовать в столице. В ату группу входила Таня. Было запланировано, что после того, как группа в Ла-Пасе будет сформирована, Таня останется в городе, а я уйду в отряд.
А пока я занимался практически всем, начиная с объяснения будущим боливийским партизанам, как переделать винтовку М-1 в М-2, и кончая перепроверкой данных непосредственно в логове врага. Я также выполнял и другие задания. Помню, например, что Че просил нас найти агронома, который занялся бы устройством арендованного нами имения, чтобы таким образом скрыть следы деятельности в нем партизан.
Это было очень важное задание: найти надежного специалиста, который выполнил бы задание Че.
По замыслу Че, там должна была действовать большая подпольная группа. Предусматривалось создание механических мастерских (в их организации должен был принимать участие и я, так как имел свою мастерскую в Ла-Пасе), сапожной мастерской и медицинского пункта... Другими словами, он хотел создать базу, которая разрешала бы вопросы материального характера и опиралась прежде всего на городское подполье.

– Как вы работали с Таней в Ла-Пасе?

– Прежде всего мне бы хотелось рассказать о деятельности Тани до того как мы стали работать вместе. Что касается подпольной работы Тани в Боливии, то она была выполнена блестяще. Боливия – это страна небольших городов и поселков, где все друг друга знают. Представьте себе, каково было положение Тани, приехавшей из Перу с поддельным паспортом в качестве якобы этнографа в страну, где она никогда не была раньше, для того, чтобы в течение двух лет одной выполнять порученное ей задание: создать условия для проникновения в страну и затем для ухода в горы отряда, руководимого Че. Я думаю, что только такая женщина, как Таня, человек очень общительный, могла взять на себя подобную ответственность. Нужно подчеркнуть, что общительность была одной из самых ярких черт характера Тани, потому что именно это позволило ей внедриться в те социальные слои боливийского общества, где она получала чрезвычайно ценную информацию. Нужно себе представить, как в столь враждебной обстановке она выбирала нужных ей людей, которые затем помогли бы успешно выполнять ее революционную работу. Следует заметить, что благодаря этому качеству Таня смогла довольно легко занять известное положение и даже наладить связи с членами правительства генерала Баррьентоса.
Таким образом к моменту нашего знакомства Таня уже была известной собирательницей фольклора Лаурой Гутьеррес Бауэр, прочно обосновавшейся в Ла-Пасе и имевшей обширный круг знакомых. Особо нужно подчеркнуть, что она была связана с начальником службы информации Президентского дворца Гонсало Лопесом Муньосом, от которого получила подлинный документ, впоследствии послуживший для аккредитации Гевары как специалиста антрополога, что позволило ему беспрепятственно ездить по стране. Сам того не зная, этот Лопес Муньос оказал Тане неоценимую помощь в выполнении ее задания.
Так вот, когда я познакомился с ней лично, я и узнал, какой она была на самом деле, но, повторяю, я еще ничего не знал о работе по “внедрению”, которую она выполняла в высших правительственных кругах.
Прежде всего мы разработали способы связи, так как иногда связь устанавливалась незапланированно, в зависимости от обстоятельств. Мы связывались различным образом: иногда с помощью товарищей, условного знака, оставленного на дереве, или использовали квартиру одной студентки университета. У Тани был ключ от этого своеобразного “почтового ящика”, и она могла забирать или оставлять там информацию без каких-либо затруднений.
Я хочу сказать, что, хотя наши встречи и были очень короткими, нам все-таки удавалось поговорить о нашей борьбе, о Кубе. Таня не пропускала ни одной речи Фиделя.
Однажды я застал ее в наушниках: она слушала “Радио Абана Куба”, передававшее выступление кубинского вождя.

– Были ли в вашей совместной работе опасные моменты?

– Опасности были всегда, так как с каждым днем становилось все трудней осуществлять связь между городом и базовым лагерем. Нужно было ехать до Камири, там менять машину и следовать до Лагунильяс – это километров двадцать пять, – и оттуда мы шли десять километров пешком. Нужно также иметь в виду и топографию этого района, где дороги кажутся буквально выдолбленными в горах. Помню, что во время одной из ее поездок в лагерь “джип”, на котором ехала Таня, перевернулся. К счастью, она не пострадала.
Работа, которая велась в Ла-Пасе, была надежно законспирирована, так как каждый строго выполнял свои функции. Примером может служить тот факт, что каждую из подпольных явок посещало не более двух-трех человек.

-- Как совершала Таня поездки в район действий?

-- У Тани был маленький “джип”. Однажды я приехал, в дом, где находилась Таня большим грузом продовольствия и оружия. Она посмотрела на меня и сказала:
“Как ты все это разместишь, у меня ведь не грузовик, маленький “джип”?”
Я успокоил ее и спросил, сколько сидячих мест ей нужно оставить. Она ответила, что три. Не знаю, как мне удало все устроить, но в конце концов в “джипе” было оставлено свободными три сиденья уложен весь груз для отряда.
“Ну, ты и молодец!” – воскликнула она и рассмеялась весело и заразительно.

– Какое личное качество Тани вам больше всего запомнилось?

– Их было несколько. Ее общительность была поразительна; она вела себя с тобой, как со старым другом. Это качество позволило завоевать признание всех, даже врагов, которые, сами того не подозревая, помогали ей выполнять свою работу.
Еще одной яркой чертой Тани как личности была ее способность к самокритике, а таки к пониманию людей. Таня интуитивно чувствовала настоящих революционеров. Я вспоминаю, как уже после ее гибели к нам приходили люди и приносили некоторые из ее личных и других веще которые они сохранили. Приходили и спрашивали, чем они могли бы помочь... Этот факт говорит о том, как она умела различать настоящих революционеров. И она не ошибалась.
Другая отличительная черта, которая привлекла мое внимание, была ее способность адаптироваться к любой обстановке. В Боливии, например, мы едим очень острую пищу. И я удивился, когда однажды увидел, как она заказывает в ресторане острое блюдо, словно настоящая боливийка. Никогда не слышал, чтобы она ела что-нибудь отличное от нашей кухни, хотя можно догадаться, что в Аргентине, ГДР и затем на Кубе она питалась совсем не так. Но она никогда ни на что не жаловалась.
С другой стороны, мне очень нравилась ее жизнерадостность. Таня была очень симпатичной. И, несмотря на свою опасную жизнь, часто смеялась. Я никогда не видел ее грустной; озабоченной – да, но грустной – никогда. Конечно, было и то, что доставляло ей особую радость: возможность ездить в лагерь и видеться со своими друзьями. Она говорила, что это для нее “инъекция” энтузиазма.
И наконец, я хочу особо выделить ее решительность - черту, необходимую для работы, которую она выполняла.

– Когда и как вы узнали о гибели Тани?

– Помню, что я очень волновался, потому что Таня долго не возвращалась из лагеря, куда уехала несколько дней назад. Ее присутствие было необходимо для нашей деятельности в городе: она оставалась единственным связным, а все остальные уже ушли в горы. Когда по радио сообщили, что в отряде была женщина, мы поняли, что Таню выследили. Однако позже мы узнали, что личность ее оставалась еще не установленной. Речь шла о какой-то партизанке, но не о Лауре Гутьеррес Бауэр. То, что под именем Лауры скрывалась Таня, смогли узнать по нескольким причинам. Во-первых, в Камири был обнаружен ее “джип”, в котором нашли документы и записные книжки, принадлежавшие Лауре. Но полностью она была раскрыта, когда из отряда бежали Висенте Рокабадо и Пастор Баррерас, которые ее и выдали.
После этих сообщений мы поняли, что Таня не вернется, по крайней мере в ближайшее время. Спустя некоторое время в прессе появилось сообщение о гибели Тани у реки Рио-Гранде, во время столкновения отряда с правительственными войсками. Боливийские газеты публиковали фотографии этой необыкновенной женщины, которой были возданы военные почести – как об этом писали – как достойному противнику. Ее похоронили на кладбище в Валье-Гранде. И я подумал тогда, как ужаснулась бы Таня, увидев все это. Она, жившая в Боливии так скромно, конечно, предпочла бы быть похороненной в сельве, которую так любила.

29

  • Автор: Guest1435
  • Администратор
  • Guest1435
  • Откуда: Клайпеда
  • Зарегистрирован: 2006-11-12
  • Приглашений: 0
  • Сообщений: 1837
  • Пол: Мужской
  • Возраст: 38 [1986-02-03]
  • Провел на форуме:
    6 дней 2 часа
  • Последний визит:
    2009-04-11 20:28:02

День, когда погиб Че

Мариано Родригес и Дариэль Аларкон (Бенигно)

Мы публикуем воспоминания очевидца трагических событий в Боливии в октябре 1967 года.
Написан этот рассказ бойцом - интернационалистом партизанского отряда, действовавшего в Боливии, кубинцем Дариэлем Аларконом Рамиресом, или Бенигно, который до этих событий уже принимал участие в освободительной войне у себя на родине. 8 октября 1967 года Че Гевара был ранен и захвачен в плен, а 9 октября – убит по приказу Центрального разведывательного управления США. Этот рассказ восстанавливает события трагического дня, когда даже боевые товарищи Че ничего не знали о судьбе, постигшей прославленного командира Повстанческой армии.

Из бойцов армии национального освобождения Боливии в живых после боя в ущелье Юро осталось трое кубинцев: Гарри Вильегас Тамайо (Помбо), Леонардо Тамайо Нуньес (Урбано) и Дариель Аларкон Рамирес (Бенигно) и трое боливийцев: Гидо Передо (Инти), Ньято и Дарио. Сегодня живы только первые трое.

Инти, Ньято и Дарио погибли позже: Ньято – вскоре после боя в ущелье Юро, Инти и Дарио – соответственно в 1969 и 1970 годах, когда они, следуя урокам Рамона – Героического Партизана Эрнесто Че Гевары, продолжили борьбу с империализмом, начатую в труднопроходимой сельве Ньянкауасу. На страницах книги впервые рассказывается о героизме шестерых партизан, с честью прошедших через все испытания, выпавшие на их долю, причем двое из них – Бенигно и Помбо – были ранены в самом начале жестокого боя 8 октября 1967 года в ущелье Юро, где был ранен и Че.

Как уже известно, на следующий день после боя в маленькой школе бедной деревушки Ла-Игера, расположенной на юго-западе Боливии, по приказу ЦРУ был зверски убит участник экспедиции “Гранмы”, ветеран боев в Сьерра-Мазстре, командир колонны № 4, заместитель командующего прославленной кубинской Повстанческой армии, командир колонны вторжения № 8 имени Сиро Редондо, командующий всеми революционными силами провинции Лас-Вильяс в последние месяцы освободительной войны на Кубе – Че Гевара.

В то время как Че оставались лишь считанные минуты его самоотверженной жизни, полностью отданной борьбе за интересы простых людей, с которыми хотел разделить свою судьбу Национальный герой Кубы Хосе Марти, шестеро бойцов, оставшихся в живых после боя в ущелье Юро, тщетно пытались разыскать своего командира и товарищей, которых они не нашли среди убитых в самом ущелье: Антонио, Артуро, Анисето и Пачунго.

Из 17 партизан, о которых Че упоминает в последней записи дневника, сделанной 7 октября, четверо погибли в самом ущелье; четверо других – Моро, Паблито, Чапако и Эустакио – плутали по сельве, стараясь найти своих товарищей. В это время в Ла-Игере были убиты Че, Чино и Вилли Куба.

12 октября врач отряда Октавио де ла Консепсьон де ла Педраха и еще три бойца были обнаружены отрядом рейнджеров и зверски уничтожены. У партизан не было времени занять удобную позицию, и они погибли, не имея возможности оказать сопротивление. Это произошло в районе устья реки Миске. К 13 октября в живых осталось только шестеро партизан, о которых мы говорили. Испытания, начавшиеся в ущелье Юро в роковой день 8 октября, для них еще не кончились.

О том, как им удалось уйти от многотысячной армии преследователей, обложивших их плотным кольцом, о том, как они с боями выходили из вражеского окружения (Ньято погиб в бою 15 ноября), о том, как уже впятером они добрались до Ла-Паса, а затем кубинцы переправились в Чили и оттуда на Кубу,– обо всем этом рассказывается в очерке “От Юро до Манилы” ( Манила -- условное название Кубы, которым пользовались партизаны).

Восстанавливая события прошлого, мы пользовались записями Дариэля Аларкона Рамиреса (сам он говорит, что не осмеливается назвать их дневником). Мы работали над очерком вместе. На основе записей и рассказов Бенигно мы воссоздавали различные эпизоды, переписывали многие части, стараясь восстановить хронологическую последовательность событий и дать возможность почувствовать стиль Бенигно – рассказчика.

7 октября

Дневник Че Гевары
Мы спокойно отметили 11 месяцев с начала партизанской войны. В 12.30 в ущелье, где мы расположились лагерем, появилась старуха, пасшая коз. Нам пришлось задержать ее. Она не сказала ничего определенного о солдатах, повторяя, что ничего не знает, что давно не была там, правда, сообщила кое-что о дорогах. Из ее рассказа получается, что мы находимся приблизительно в 6 километрах от Игераса и от Хагуэя и километрах в 12 от Пукара. В 17.30 Инти, Анисето и Паблито ходили к старухе домой. У нее две дочери: одна – слабоумная, другая – почти карлица. Ребята дали ей 50 песо, взяв с нее обещание молчать, хотя мало надежды, что она сдержит его, несмотря на все свои клятвы. Нас 17 человек. Мы отправляемся в путь при слабом лунном свете, переход был очень утомительным. В том месте ущелья, где стояли лагерем, мы оставили много следов. Жилья поблизости нет, но везде посадки картофеля, который поливают водой из речушки. В два часа останавливаемся на привал, так как дальше идти бесполезно. Чино становится настоящей обузой в ночных переходах.

Армия передала странное сообщение о том, что в Серрано находится 250 солдат, которые должны остановить продвижение 37 окруженных партизан. Местом, где мы якобы скрываемся, считается район между реками Асеро и Оро. Кажется, это сообщение сделано лишь для того, чтобы отвлечь наше внимание. Прошли 2 километра.

(Из “Боливийского дневника” Че, 1967 год)

7 октября

Идем по ущелью ночью. Дорога очень тяжелая, мы вконец измотаны. На нашем состоянии сказывается все: месяцы войны, голод, отсутствие питьевой воды и одежды, болезни, изолированность, а теперь и сознание того, что мы находимся под наблюдением “толстогубого радио”. Армия с уверенностью заявила по радио, что уничтожение нашего отряда – вопрос нескольких часов. И вот на нашем пути возникает огромная скала, перебраться через которую можно только с немалым риском для жизни. При виде ее у нас пропало всякое желание идти дальше. Если говорить точнее, было две скалы, разделенные примерно полутораметровой расщелиной, через которую надо перепрыгнуть. Внизу, на ее дне – озеро с ледяной водой. Фернандо смотрит на нас. Но никто не хочет первым взбираться на скалу. Мы же люди, а не кошки. Люди.

Тогда он говорит, что сам заберется на скалу и перепрыгнет на другую сторону, и, сказав это, начинает карабкаться вверх. Я смотрел на него и, думал: “Вот это Фернандо, это Рамон, это Че...” Когда никто не захотел быть первым, когда не нашлось человека, который смог бы взять эту огромную и опасную преграду, это сделал Че, первый при любых обстоятельствах, требующих от человека мужества, отваги, революционной закалки.

Мы готовили чай, пока Фернандо доказывал свою решимость побеждать. И он победил. За ним последовали остальные. Перепрыгнув через расщелину, некоторые захотели передохнуть у воды.

8 октября

Несмотря на усталость, мы поднялись в 4 часа утра и отправились в путь.

Для нас, 17 партизан Армии национального освобождения, начинался день 8 октября.

8 октября... Как было почувствовать сердцем, когда мы проснулись на рассвете нового дня, что нам предстояло пережить в этот день, неприветливо встретивший нас предрассветным холодом. Мог ли кто-нибудь из нас представить, что день 8 октября поделит нас на живых и мертвых!

У нас не было еды, а от грязной воды у всех болели животы. Но с нами был Фернандо, и мы поднялись, полные энергии и решимости идти дальше в поисках побед и свободы для Латинской Америки, за которую столько бойцов-интернационалистов пролили свою кровь.

В 6 часов утра мы подошли к месту, где сходились три ущелья. Это на северо-востоке Боливии. Тогда мы не знали, как они называются. Да и сегодня известно название только одного из них. Оно навсегда вошло в историю человечества, потому что здесь дал свой последний бой Эрнесто Гевара де ла Серна, скромный человек, чье имя стояло на бумажных деньгах Кубы (в 1959 – 1961 гг. Че Гевара был президентом Национального банка Кубы – Ред.), человек, ставший легендарным олицетворением отваги, мужества, революционной стойкости. Это имя знали даже неграмотные крестьяне горных районов Кубы, где он прошел революционной поступью с призывами к освободительной войне и возгласам и победы,– Че. Че, сражавшийся в горах Сьерра-Маэстры. Это ущелье называется Юро.

Итак, мы двигались по ущелью. Я – впереди отряда, в головном охранении. За мной – Паблито. Раздалась команда остановиться, и я увидел, что 4е подходит к нам.

– Как ты чувствуешь себя, Бени? – спросил он меня.

- Нормально, хорошо себя чувствую.

- Хорошо или не очень?

- Нет, хорошо, хорошо.

Почему он спросил меня об этом?

Дело в том, что как-то раз, когда раздалась команда остановиться, я от неожиданности как стоял, так и сел – прямо в лужу с ледяной водой, доходившей мне выше колен. Поэтому-то Че, правда несколько иронично, и справился о моем здоровье. С чего это вдруг человеку садиться в лужу? Но Че знал (это записано в “Дневнике”), что после ранения, полученного в бою 26 числа, я потерял много крови. Лекарств не было. Мне в рану вылили содержимое единственной ампулы пенициллина – вот и все лечение. Это помогло ненадолго, и если бы не креолин... Когда нужно было преодолевать препятствия на этой адской земле, первыми шли на самых трудных участках Инти и Урбано. Они бросали веревку, меня привязывали и тянули вверх, потому что правая рука у меня бездействовала, а в левой я держал винтовку и транзистор Коко – оставшаяся о нем память.

Че смотрит на меня: кажется, я не так уж плохо выгляжу, несмотря на рану,– и говорит:

– Ты можешь идти в разведку?

– Конечно, могу, Фернандо,– отвечаю я.

- Послушай, Бени,– говорит Че,– ты должен провести разведку по всему фронту и постараться определить расположение противника. Нам надо знать самое слабое место в их рядах и постараться ночью вырваться из окружения. Мы должны прорваться любой ценой, сделать это надо ночью, но сначала необходимо хорошенько изучить расположение их войск и определить наименее Укрепленный участок, на котором мы и будем действовать. Понимаешь?

- Понимаю, Фернандо.

– Обстановка становится все более критической, и мы должны уйти отсюда во что бы то ни стало. С тобой пойдет Пачо.

- Хорошо.

- Это не все. Может быть, стоит послать еще кого-нибудь?

- Да, было бы неплохо.

– Кому, по-твоему, можно поручить обследовать этот район?

- Паблито и Урбано.

- Хорошо, но им нужны напарники.С Урбано пойдет Ньято, а с Паблито...

- А, черт! – восклицаю я.– У Паблито же сломана нога...

- Действительно,– говорит Фернандо.– Тогда вместо Паблито пойдет Анисето и с ним Дарио.

За прошедшие месяцы Че хорошо изучил людей, которых не знал раньше.

Поэтому он назвал Анисето, проявившего себя хорошим разведчиком. Дарио из-за своих ребяческих выходок, с которыми нам еще предстоит столкнуться, не вызывал полного доверия, но это был тот случай, когда могла пригодиться его недюжинная физическая сила – ведь разведчик должен быть физически выносливым, ловким, должен обладать быстрой реакцией.

Че послал за выделенными товарищами. Мы собрались, и он объяснил нашу задачу. В разведку ушли тремя парами. Мы с Пачо отправились в правое ущелье, Анисето и Дарио – в среднее, а Урбано и Ньято – в левое.

Че вернулся к оставшейся группе. Их было десять, он – одиннадцатый. На перекрестке трех ущелий он решил сделать привал. Мы с Пачо прошли метров пятьсот, как вдруг вдали, на верху склона, увидели очертания человеческой фигуры. Было еще очень рано. Поэтому сначала, увидев, что какой-то человек встал и пошел к вершине горы, мы решили, что это крестьянин, направляющийся в Пукара, ближайшую деревню. Мало-помалу вся гора заполнилась людьми. Мы плохо различали их в утренних сумерках, но и так было ясно, что все они не могут быть крестьянами, идущими в Пукара.

Солнце начало всходить. Солдаты, сидевшие в засаде, замерзли, поэтому теперь искали освещенные солнцем участки, чтобы погреться в его первых лучах.

Это была целая колонна солдат. Они расположились полукругом на вершине склона. Удачно расположились, ничего не скажешь. Видно, их командиры знают, что делают.

Так, спрятавшись в кустарнике среди камней, мы с Пачо просидели около часа, наблюдая за противником и стараясь найти хоть малейшую брешь в их расположении, но напрасно. Здесь прорваться невозможно.

Из нашего укрытия были хорошо видны два других ущелья, куда ушли Урбано, Ньято, Анисето и Дарио. Мы внимательно осмотрели их, чтобы доложить Че.

Мы вернулись приблизительно через час с сообщением, что, во-первых, вся местность оцеплена солдатами; во-вторых, ущелье, которое мы обследовали, резко углубляется, спуски сложные, склоны крутые, в конце ущелья – высохший водопад. Наверху находится ранчо, но людей не видно, солдат тоже. Центральное и левое ущелья тесно сходятся. Вся вершина занята правительственными войсками.

Че немедленно посылает связных к двум разведгруппам с приказом вернуться. Через некоторое время мы снова собираемся вместе, все семнадцать. Че предлагает спрятаться где-нибудь и спокойно дождаться ночи, когда можно будет попытаться прорвать окружение.

Оставаться дольше в этом месте означало, что рано или поздно враг обнаружит нас.

Другого выхода нет, поэтому ночью надо выходить из окружения. Это приказ Че.

Днем решаем отсидеться в самом глубоком ущелье Юро, которое обследовали мы с Пачо.

На месте слияния ущелий Че организовал засаду из четырех человек: Антонио, Пачо, Артуро и Вилли. Мы расположились в ущелье Юро метрах в пятидесяти от них.

В 8 часов утра Че приказывает мне подняться по правому склону, спрятаться там и в течение дня вести наблюдение за перемещениями противника. На этом склоне росло единственное на всю местность дерево, правда засохшее, но с пышной кроной. Лучшего места для наблюдательного пункта не придумаешь. Со мной идут Инти и Дарио.

Это дерево росло почти на верху склона, метрах в пятнадцати – двадцати от того места, где расположился Че с основными силами. Какое из кубинских деревьев оно напоминает? Пожалуй, хагуэй... да, именно хагуэй. Его ствол был ненамного шире человека, поэтому для того, чтобы спрятаться всем троим, мы делали так: пока один вел наблюдение, двое других сидели, прислонившись к дереву, скрючившись, буквально между ног наблюдающего.

Несколько дней мы почти не спали, поэтому дежурили по очереди, чтобы хоть немного вздремнуть. Мы – это Инти и я, потому что нельзя было доверить наблюдение такому безответственному парню, как Дарио. Если бы ему вдруг захотелось покурить, то ему ничего не стоило бы пойти стрельнуть сигарет у солдат и, как будто это так и надо, заодно сообщить им, что хочет преподнести сюрприз своим ребятам и угостить их, когда проснутся, сигаретами. От Дарио можно было ждать любой глупости!

Но так как он всегда шел – или хотел идти – в строю рядом со мной, Че и послал его вместе со мной на задание. Поэтому мы с Инти не доверяли ему наблюдение.

Я дежурил на наблюдательном пункте, как вдруг заметил странное перемещение в лагере противника. До этого солдаты были заняты оборудованием лагеря. Теперь же они осторожно двигались по направлению и нам.

Я тотчас же в полный голос сообщил об этом Че. Солдаты были еще на таком расстоянии, что не могли слышать нас, а Че, как я говорил, находился метрах в пятнадцати от нас. Он спросил, в каком направлении они перемещаются, и я ответил, что они со всех сторон двигаются к нам.

Это сообщение не встревожило Че. Ни один мускул не дрогнул на его лице. Мы знали, что он умеет сохранять спокойствие даже в самые критические моменты.

Я прочитал в глазах Че немой вопрос и высказал предположение, что противник, должно быть, заметил Анисето и Дарио, когда они ходили в разведку.

Я видел, как они чуть не столкнулись с солдатами.

Но я ошибся. Позднее мы узнали, что нас видел и выдал войскам сын алькальда деревни Ла-Игера (помните запись в “Дневнике” Че о том, что мы здорово наследили в ущелье, где были крестьянские посадки картофеля). Че приказал внимательно следить за продвижением противника. Когда солдаты приблизились на расстояние трехсот метров, я снова сообщил: “Они подходят, Фернандо”. Он знаком показал, чтобы я продолжал наблюдать. Я неподвижно следил за тем, как противник заходит справа, окружая нас. Около 11, стараясь говорить как можно тише, я передал Че, что солдаты уже находятся метрах в ста и теперь могут меня услышать.

Я не мог пойти к Че сам или послать с донесением кого-то из товарищей: стоило выйти из-за дерева, как мы оказывались на виду у противника.

Никогда не забуду, как росло наше напряжение. Наше состояние легко было понять. Мы видели, как цепи солдат с убийственной медлительностью, естественной для людей, прекрасно осведомленных о нашем расположении и понимающих, что столкновение неизбежно, приближаются к нам. А мы занимаем позицию, во всех отношениях невыгодную для ведения боя.

Соотношение сил просто чудовищное: приблизительно три тысячи солдат против семнадцати человек, из которых Помбо, Пачо и я ранены; у Паблито сломана нога; Чино, Эустакио и еще двое боливийцев, врач и сам Че больны. Все, ну решительно все против нас. Мы уже едва осмеливаемся дышать.

Я смотрю на Че и вижу, что, несмотря ни на что, он совершенно спокоен. Он отдает мне приказ – последний приказ, и вижу я его тоже в последний раз. На его лице не заметно ни тени волнения. Он говорит обычным голосом, с расстановкой, необычайно спокойно. По крайней мере мне так показалось тогда, в те незабываемые минуты. Он сказал, что все в порядке, что я должен любой ценой удержаться на своей позиции и первым не стрелять, отвечать только на огонь противника. Но и в этом случае следует учитывать, стреляют ли они вслепую, прочесывая местность, или действительно обнаружили нас. Если стреляют вслепую, то не отвечать, чтобы не обнаружить себя.

Че приказал во что бы то ни стало удержать занимаемую нами позицию, так как отходить удобнее по правому ущелью, используя преимущества его рельефа.

Я знал, что Че спокоен: опытный партизан никогда не думает о смерти. Думать о смерти значит думать о поражении, а партизан не имеет права думать о поражении.

Ни в Сьерре, ни в Лас-Вильясе, ни в одном бою мне ни разу не приходила в голову мысль о том, что меня убьют. Наоборот, я всегда знал, что убивать буду я. Буду стрелять и уничтожать врага.

В те минуты я думал о том, что рядом с Че я был всего лишь учеником. И не только я, все мы считали себя его учениками. Сам главнокомандующий Фидель назвал Че непревзойденным мастером ведения партизанской войны.

И вот теперь Че, спокойный как никогда, отдает мне последние приказы и прикидывает, где лучше всего прорвать окружение, да так, чтобы нанести противнику ощутимые потери (в своем “Дневнике” Че отметил, что, кроме боя 26 сентября, мы всегда наносили противнику большие потери) и отойти на более выгодные боевые позиции. Еще никогда мы не были в столь безвыходном положении. Принято считать, что бой начался в час дня. Мы с Инти, следя за временем перемещения противника, то и дело посматривали на часы. Последний раз я взглянул на них, когда стрелки показывали 11.30 утра. Именно в этот момент я услышал, как солдаты закричали: “Они в этом ущелье!”
Мы спрятались за дерево: я стоял впереди, Инти прислонился к дереву, а Дарио устроился между ног, моих и Инти. Мы приготовились к бою. Земля вдруг задрожала, как будто тысячи разъяренных диких зверей сорвались с места и несутся на нас.

Солдаты открыли плотный огонь по тому месту, где находился Че с товарищами.

Рвущиеся гранаты, оглушительный треск пулеметов, несмолкаемый грохот ружейных залпов и минометных выстрелов,– вся эта лавина смерти обрушилась на то место, где мы оставили Че, метрах в двадцати пяти – тридцати от нас. Вдруг какой-то солдат крикнул: “Одного убили!” Я обернулся и увидел, что это Анисето.

Я приставляю карабин М-2 к левому плечу (вы помните, что правое – раненое, но я хорошо стреляю с обеих рук) и беру на прицел капитана, командующего силами противника. Надо выполнять приказ Че, раз они обнаружили отряд. И убили Анисето...

Стреляю и убиваю капитана. Он падает перед своими солдатами, что вызывает их откровенное удивление, так как со дна ущелья, по которому они стреляли, трудно вести прицельный огонь.

Я и дальше придерживаюсь этой тактики: замечаю, кто принимает командование вместо капитана, убиваю его, и это вносит замешательство – потеряв командира, солдаты начинают стрелять беспорядочно.

Выстрел за выстрелом я расстрелял все тридцать патронов магазина и три, которые нашел в карманах. У Дарио и Инти были тяжелые винтовки “гаранд”. Стрелять из них с раненым плечом, да еще из такого невыгодного положения я не мог. Кроме того, патроны “гаранда” не подходили к моему карабину.

Я старался стрелять одновременно с солдатами. Звук моего выстрела совпадал со звуками их залпов, поэтому нас не могли обнаружить, что давало нам некоторое преимущество. Я стрелял по солдатам, спускавшимся по противоположной стороне ущелья, метров с тридцати, то есть они были в пределах досягаемости моих выстрелов. Это было невероятно. Солдат за солдатом падал после моего очередного выстрела, а противник никак не мог сообразить, что стреляют с противоположного склона, а не со дна ущелья. Что же они предприняли? Стараясь занять позиции для защиты от огня снизу, они подставили под прицел моего карабина свои тылы и тем самым облегчили мою задачу.

Убитые солдаты скатывались со склона на дно ущелья. Как всегда, я стрелял по корпусу, чтобы уж наверняка. Но два или три раза мне пришлось выстрелить вторично, потому что сначала я только ранил солдата, а раненый человек, как и зверь, становится еще более опасным. Он изо всех сил борется со смертью. Это хорошо знают охотники на тигров и других диких зверей. Поэтому надо стрелять наверняка с первого раза. Но из карабина М-2 с его маленькими пулями трудно сразу попасть. Из “гаранда” легче вести прицельный огонь, но держать винтовку одной рукой невозможно.

Бой в ущелье Юро запомнился мне как самый кровопролитный из всех партизанских боев, в которых мне приходилось участвовать как на Кубе, так и в других местах. Неравенство сил было громадным: против нас бросили пять батальонов солдат, отряды рейнджеров, которые стойко держались и продолжали драться даже раненые. Впоследствии станет известно, как наши товарищи, навеки обессмертившие себя, во главе со своим героическим командиром дрались со свойственным им мужеством. Герои Сьерры и освободительной войны на Кубе, закаленные в десятках боев, плечом к плечу с другими бойцами, на протяжении одиннадцати месяцев демонстрировавшими свою выдержку, сражались так, как это умеют делать только люди, борющиеся за правое дело.

Так и должен был сражаться интернациональный отряд, сформированный и руководимый Че.

Условия местности мешали нам больше, чем численное превосходство противника, не говоря уже о перенесенных лишениях, голоде, жажде, постоянном недосыпании, отсутствии белковой пищи, одежды, медикаментов для больных и раненых. В тот момент только девять из семнадцати были по-настоящему боеспособны.

Как не хватало нам в тот момент группы Хоакина, таких бойцов, как майор Пинарес, Исленьо, Мануэль Эрнандес Осорио, сам Хоакин, майор Вило Акунья! Все они были участниками десятков боев в Сьерра-Маэстре. Пинарес и Мануэль воевали в составе партизанских колони вторжения № 2 и № 8, которые под командованием Камило и Че выполняли грандиозную по своим масштабам военную задачу, пройдя с боями всю страну с востока на запад. Каждый из них стоил сотни рейнджеров. Но рейнджеры, как я уже говорил, тоже умели воевать. Одного за другим я выводил из строя солдат противника, но тут наш приятель Дарио выкинул очередной номер... Чувствую какое-то движение и, как это ни странно, слышу храп. Это Дарио выпал из-за дерева и на виду у противника храпит! Храпит в адской перестрелке! Кто поверит в это? Думаю, что за всю историю войн это был первый и последний случай, когда солдат в самый разгар жестокого боя заснул и как ни в чем не бывало мирно похрапывал. Вот они, выходки Дарио, но чтобы понять их, надо знать самого Дарио. — Черт возьми, Дарио!—крикнул я ему.— Да проснись же ты, болван, тебя убьют!

В этот момент я сделал неосторожное движение и обнаружил себя. Меня заметил солдат и дал автоматную очередь. Пуля попала в один из магазинов — уже пустой,— висевших у меня на поясе, и вошла в пах, но не глубоко. Это была пуля, выпущенная из карабина М-2. Так, с двумя пулями—этой и другой, полученной при ранении 26 сентября и застрявшей в шейной области, я прошагал тысячи километров по земле Боливии, и извлекли их только здесь, на Кубе. Все это время мы были неразлучными спутниками, но так как Дарио тотчас проснулся и мы опять спрятались за дерево, противник, вероятно, по-прежнему был уверен, что стреляли со дна ущелья. Этот тип, очевидно, ничего не сказал своим и больше в меня не стрелял. Зато стрелял я, причем метко. К пяти часам вечера я израсходовал 22 патрона и вывел из строя 14 солдат: 8 убитыми (как мы узнали позднее) и 6 тяжело раненными, некоторые из них потом умерли.

В это время офицер, командовавший солдатами (они обращались к нему “мой лейтенант, мой лейтенант”), безуспешно пытался связаться с вышестоящим начальством, а именно с полковником Сентено Анайей. Лейтенант так кричал в аппарат, что мы услышали имя полковника. Он просил разрешения оставить занимаемую позицию, так как, по его словам, кругом партизаны и он несет большие потери. Где-то между 17.30 и 18.00 лейтенант получил наконец приказ отступать и так поспешно убрался, что даже не удосужился вынести со дна ущелья убитых и раненных мною солдат, бросив их умирать.

Когда мы увидели, что противник отступает, нас захлестнула безудержная радость. Я гордился тем, что выполнил приказ, и в тот момент чувствовал себя самым удачливым человеком на земле. Мне удалось, думал я, обратить противника в бегство. Теперь Че и другие товарищи смогут выбраться из ущелья. Я даже надеялся, что Анисето жив, ранен, но жив. Я и представить не мог ту грустную картину, которая через некоторое время открылась перед нашими глазами.

“Черт возьми, все мои хитрости, все, чему учил меня Че, не пропало даром – мы их победили!” – думал я, переполненный гордостью.

Да, со мной был Инти, опытный партизан, но с занятой нами перед началом боя позиции только я, поскольку был выше Инти, мог стрелять почти без промаха. Не скрою, в тот момент я чувствовал себя самым сильным человеком.

Мы прорвали кольцо окружения, как того хотел Че.

“Идемте, идемте к Че”,– сказал я Инти и Дарио. И втроем мы стали быстро спускаться, чтобы сообщить эту новость. Мы представляли, как все обрадуются...

Но вместо радости встречи нам пришлось пережить самое жестокое потрясение.

На дне ущелья лежали изуродованные до неузнаваемости тела наших дорогих товарищей Антонио, Пачо, Артуро и Анисето. Ни Че, ни других товарищей не было. Что с ними случилось? Мы стояли с опущенными головами, глядя на печальную картину, раздавленные собственным бессилием. Все было напрасно. Теперь я все видел и ощущал иначе. Я чувствовал себя самым одиноким и несчастным человеком в мире. Более одиноким, чем окружавшие нас камни. Более несчастным, чем Антонио, капитан Оло Пантоха, мой друг с первых дней борьбы в Сьерра-Маэстре, впоследствии боец колонны вторжения № 8, которой командовал Че. Он, по крайней мере, погиб в бою, а я остался жив, и теперь сердце мое обливалось кровью. Я чувствовал себя как загнанная лошадь, которая вот-вот упадет.

Я никак не мог прийти в себя, подавить боль и растерянность, вызванные гибелью четырех товарищей и исчезновением остальных. Вдруг слышу, кто-то стонет. Бегу туда, откуда доносится стон. Может быть, это наши и их еще можно спасти...

И что же вижу? Это раненные мною солдаты. Они лежали в нескольких метрах от наших товарищей. Первое, что мне приходит в голову,– отомстить. Отомстить за друзей. Перестрелять их... Но я не смог. Этого не понять тем, кто воюет не за свой народ, а за деньги или просто из желания убивать. Я не смог, я пожалел их.

Некоторые были так же молоды, как Артуро и Паблито, кубинец и боливиец, самые молодые в нашей освободительной армии. Как все умирающие на войне, раненые просили пить. Они уже и так пострадали от меня: одни – убиты, другие – ранены. И я дал им напиться из фляги.

А что сделали их офицеры, их товарищи? Бросили умирать, не оказав медицинской помощи, хотя у них были хорошие врачи, инструменты, необходимые медикаменты. При виде одного умиравшего, совсем молодого солдата, я, позабыв о погибших товарищах, был искренне возмущен офицерским сбродом, командовавшим этими ребятами. Могли же вывезти раненых на вертолетах... Теперь они умирают здесь, брошенные. А их офицеры бежали, как крысы, в казармы, подальше от опасности.

Еще никогда я так не презирал американский империализм и их так называемых советников, обучающих искусству убивать солдат и офицеров марионеточных правительств по всему миру. Им дела нет до своих убитых и раненых.

И тут я вспомнил, как под градом пуль я нес раненого Коко. Одна пуля пробила его рюкзак, прошла навылет грудь с правой стороны (эта рана оказалась для Коко смертельной) и застряла у меня в спине. Моя одежда пропиталась кровью, нашей кровью – его и моей. А когда-то мы вместе мечтали о свободной Америке, независимой хозяйке своей судьбы.

Здесь, на поле боя, мы еще раз доказали, что воюем не для того, чтобы убивать, а для того, чтобы люди могли жить. Все люди. Если бы мы хоть что-нибудь понимали в медицине, мы бы оказали им первую помощь, постарались бы спасти... Вот в чем отличие революционного солдата от солдата-наемника. Так нас застали Помбо, Убрано и Ньято. Они появились из другого ущелья, куда их посылал Фернандо. Я сразу спросил их, что с Че.

– Не знаем,– ответили они,– думали, что он здесь, с вами...

От отчаяния я потерял всякое самообладание. Рассвирепев, я кричал на них. Как это они не знают, где Че и другие? Раз уж они оставались с Че, то должны знать, где он, где остальная группа. Правда, я быстро спохватился, понял по их грустным лицам, что наговорил лишнего. Я был не прав. Они не могли знать, где наши товарищи, потому что, выполняя приказ, защищали другую позицию.

Мы вспомнили, что на случай, если рассеемся во время боя, Че дал нам два места встречи. Вшестером мы отправились к первому. Мы добрались туда только в десятом часу вечера. Было уловлено, что первый, кто придет, должен ждать до девяти. Если больше никто не появится к этому времени – двигаться дальше, ко второму месту встречи.

Обессилевшие и измученные неизвестностью, мы отправились туда. Мы совершили большую ошибку, не захватив с собой спичек и зажигалки, чтобы можно было легче найти следы. Наконец мы их нашли, характерные следы, оставляемые абарками, обувью из сыромятной кожи. Именно такие, из шкуры козленка, сделал Ньято для Че, когда у того развалились ботинки.

У нас снова появилась надежда, мы несколько приободрились. Значит, Че где-то здесь, рядом. Он прождал до девяти и пошел дальше, как было уловлено, к апельсиновой плантации, расположенной на берегах реки Санта-Элена. По пути нам попался вещевой мешок Че, разорванный, а вещи валялись рядом, разбросанные. Сначала мы решили, что Че, сам раненый, нес на себе кого-то, поэтому бросил рюкзак, чтобы тот, кто пойдет следом, подобрал его.

Но нас взяло сомнение – почему разбросаны вещи? Если бы мешок оставил сам Че, он был бы цел, а вещи не валялись бы. Напрашивалось другое предположение: должно быть, солдаты, прошедшие раньше нас, перетрясли мешок, ища, чем бы поживиться или какие-нибудь секретные документы, представлявшие интерес для высшего командования.

Однако предчувствие, в котором мы не хотели признаться друг другу, настойчиво подсказывало, что произошло нечто ужасное, жестокое, чудовищно непоправимое для всех нас. Зная, что Че с товарищами прорывался из окружения в районе ущелья Юро, я предложил свернуть направо. Здесь мы могли пробраться через позиции противника, не подвергая себя большой опасности. Предложение было принято.

Второе место встречи было довольно далеко, на берегах реки Санта-Элена. Это местечко называлось Наранхаль. Там действительно была апельсиновая плантация, поэтому оно так и называлось (naranjal (исп.) – плантация апельсиновых деревьев– Ред.). Мне очень хотелось добраться туда. Я мысленно представил, как Че переправляется через Рио-Гранде. Кто знает, может быть, он ранен или несет раненого и нуждается в нашей помощи. А может быть, у него опять приступ астмы. В последнее время она сильно мучила его, а лекарств уже не было.

Мы идем молча. Думаю, что моих товарищей терзает тот же вопрос, что и меня. Идти очень трудно. Местность такая пересеченная, что за оставшуюся часть ночи мы проходим километра четыре. С началом нового дня мы подошли к какой-то деревне. Партизан в сельве становится похожим на зверя, он приспосабливается к образу жизни лесных обитателей, ведет себя как они. В ту ночь я походил на раненую пуму или тигра, старающихся затаиться, раствориться в темноте, чтобы выжить.

9 октября

На рассвете мы подошли к деревне Ла-Игера. До нее было метров 400. Мы быстро спрятались в зарослях кустарника, как прячутся в свои норы звери. Но наше убежище было не очень надежным.

Мы стали наблюдать за тем, что происходило в деревне. Здесь было много военных, а это означало, что в деревне размещается штаб противника. Это предположение подтвердилось, когда над нами пролетели вертолеты и сели в Ла-Игере.

Мы считали, что Че уже в Наранхале, ждет нас... Нам и в голову не могло прийти, что он арестован и теперь находится в этой самой деревне. Если бы мы это знали, мы бы попытались освободить его или умерли бы вместе с ним. Но мы допустить этого не могли.

Из нашего укрытия мы видели, как солдаты вытащили несколько трупов. Мы решили, что это тела наших геройски погибших товарищей – Антонио, Анисето, Артуро и Пачо – и восьмерых убитых мною солдат, которых они бросили умирать, не оказав медицинской помощи. Значит, думал я про себя, они все-таки вернулись за своими убитыми.

Как мы ни хотели поскорей добраться до Наранхаля, было бы безумием пускаться в путь средь бела дня, когда нас могли обнаружить и с вертолетов, и из Ла-Игеры. Так что весь день 9 октября мы были вынуждены просидеть в укрытии, спрятавшись в траве.

У меня был небольшой транзистор Коко, который он подарил мне перед смертью. Около 10 утра я предложил послушать и узнать последние новости. Я включил транзистор на минимальную громкость, и мы все склонились над ним. Поймали какую-то радиостанцию. Передавали приметы Че: имя, особенности телосложения, обут в абаки, цвет носков, описание часов, его и Тумы. И тут мы все поняли. Все радиостанции – “Радио Альтиплано”, “Радио Санта-Крус”, “Радио Бальмаседа” – передавали одну и ту же страшную новость о том, что партизанский командир Рамон, легендарный майор Эрнесто Че Гевара погиб в бою в ущелье Юро.

В эту минуту я представил Че выходящим из-под огня в ущелье Юро; я видел его в момент приступа астмы, вечно мучившей его, но, будучи человеком железной воли, он побеждал свой недуг, преодолевая трудности. Я представлял его именно таким. С расстояния 300 – 400 метров я смотрел на солдат, но ясно видел только Че.

Вот он идет, избегая случайных встреч с крестьянами, которые могут выдать его противнику, указать, что он направляется к Санта-Элене, второму месту сбора. Че идет, выбирая безопасные места, и вдруг рядом с ними я вижу себя: правая рука на перевязи, в левой несу карабин, его карабин, которым он пользовался на протяжении всей боливийской кампании и который он дал мне, когда я был ранен, потому что карабин был легкий и я мог стрелять из него с одной руки. Я ни на шаг не отхожу от Че, нет, теперь уж ни на шаг, думаю я с решимостью. Куда он – туда и я, несмотря ни на что. Кругом полно солдат, поэтому идти вдвоем безопаснее.

Мы с Че должны дойти до Санта-Элены! Тогда мы будем все вместе – Инти, Помбо, Ньято, Урбано и Дарио – и сможем отомстить врагу за смерть наших дорогих товарищей, погибших в ущелье. С нами обязательно будет и врач (Моро), и Паблито со сломанной ногой, и Чино, и Вилли, и Эустакио. Нас уже будет четырнадцать – больные и раненые выздоровеют, а 14 человек – это уже достаточная сила, чтобы противостоять всем этим сукиным сынам, убившим наших четверых ребят в этом проклятом ущелье.

Если с нами будет Че, мы обязательно победим!

Мы все идем – Че и я. Продираемся сквозь кустарник. Я смотрю на Че – у него очень озабоченный вид. Я знаю почему: потому что не все уцелели после боя, потому что после жестокого обстрела мы рассеялись. Я вижу, как он выходит из ущелья Юро, очень и очень обеспокоенный тем, что произошло, что мы понесли потери, что противнику удалось разбить нас. Че хочет говорить с нами, и я знаю о чем! Он спросит, почему мы не вышли все вместе. И хотя я иду рядом с ним, я думаю о том, что ответить ему, когда мы встретимся в Наранхале, на берегу Санта-Элены.

Когда мы все соберемся, и подойдет моя очередь, он спросит меня: “А ты, Бенигно, что делал ты?” А я – я думаю. Надо собраться с мыслями. Я предпочел бы тысячу раз сразиться с сотней врагов, как это было в ущелье Юро, чем видеть, что Че недоволен. По-моему, в том, что мы оказались разобщены, виноват Анисето. Он должен был дойти до нас и передать приказ Че, который тот отдал в начале перестрелки. Да! Анисето виноват, потому что он не выполнил приказ! Но... Как он мог это сделать, если был убит, когда шел к нам! Он виноват, но не потому, что не хотел выполнить приказ, а потому, что пуля сразила его раньше, чем он успел добежать до нашей позиции. Пуля, посланная ему вслед, догнала его прежде, чем он сумел дойти с приказом Че. Я видел, как он упал!.. И как его можно винить~ Виноват... но что же делать, если его убили.

Вот уже несколько дней у нас крошки во рту не было, и нас мучает голод.

Страшно хочется спать, пить, физически мы истощены донельзя. Ноги разбиты в кровь, ведь мы столько прошли по сельве, преодолели столько спусков и подъемов, продираясь сквозь колючие заросли и рискуя жизнью, перебрались через столько скал. И как болит рана! Пуля сидит внутри, но это не самое страшное. Хуже, что рана зачервивела, и я чувствую, как черви пожирают мою гниющую плоть...

Вот как ужасно быть революционером, даже черви едят вас заживо... Значит, плохо быть революционером, черт побери?

Но меня не столько беспокоят черви, сколько то, что мне говорит Че: “Ты плохо действовал”. Поэтому он так резок и говорит жестокие, очень жестокие вещи.

Я иду рядом с Че, смотрю на лица других и вижу – они тоже обдумывают, что ответить на его вопрос: почему мы потеряли друг друга. На лице каждого выражение озабоченности в ожидании вопроса Че: “А что делал ты?”

Он вправе тебе сказать: “Ты струсил!” В Сьерра-Маэстре Че быстро выявлял – ведь он был врач – симулянтов и трусов, и с ними он был беспощаден.

И теперь я лежу и думаю, что же я сделал. Че сам приказал мне, Инти и Дарио удержать нашу позицию, любой ценой, потому что это был единственно возможный путь отступления, наиболее подходящий во всех трех ущельях. Приказ я выполнил. Я оставался на позиции до окончания боя, вывел из строя 14 солдат, причем восьмерых убил, и противник был вынужден отступить. Мне не в чем было себя упрекнуть. Я точно выполнил его приказ, и Инти, и Дарио. Мы все трое выполнили приказ Че, который он дал мне, назначив старшим группы. А стрелял я один, чтобы нас не смогли обнаружить. Если бы противник обнаружил нас – хотя один солдат, который ранил меня по вине Дарио, заснувшего в самый неподходящий момент, видел нас,– то мы не смогли бы вывести из строя столько солдат.

А радио продолжает передавать: “...командир партизан был одет в куртку такого-то цвета, носил две пары часов... две пары...” И я вспомнил Туму, лейтенанта Карлоса Коэльо, и то, кем он был для Че. Все эти годы он был рядом с ним, преданный, самоотверженный... Поэтому Че не захотел расставаться с вещами, которые Тума оставил ему. Перед смертью он уже не мог говорить, но Че понял его. Он носил его часы и при первой возможности хотел переслать сыну Коэльо, родившемуся, когда тот был уже в Боливии. Тот знал своего сына только по плохой фотографии, которую удалось переправить нам.

А ведь эти сукины дети прикарманят часы Тумы, и его сын никогда не получит их. Я аж выругался при мысли, что эти негодяи присвоят часы Тумы.

И вновь, посмотрев на радио, я увидел лицо Че, как будто и он смотрел на него. Вдруг понял, что плачу! Почему я плачу? Че не любил, когда плакали. Что бы он сказал, если бы увидел меня!

Не знаю почему, но я почувствовал угрызения совести. У меня появилось огромное желание наброситься на солдат и перестрелять их всех. Мне хотелось закричать во весь голос: “Да здравствует Че!” – и убивать их, убивать. Они же совсем рядом, в двух шагах. Убить хотя бы нескольких.

Вот они, веселые и довольные, как будто празднуют что-то; наверно, пьют и празднуют смерть Че. Я плачу, но легче не становится, напротив, боль усиливается. Я сижу с опущенной головой, слезы текут по лицу, но я не хочу, чтобы их видели.

Я отрываю взгляд от транзистора, смотрю на своих товарищей и вижу, что они тоже плачут.

Молча плачет такой сильный человек, как Инти, плачет мужественный Ньято, плачет Дарио, который всегда вел себя как ребенок, не придавая особого значения смерти, не думая о ней. И Помбо плачет, и Урбано. Плачут все, и тогда я понимаю, что как я ни старался отогнать от себя эту чудовищную мысль, она оказалась правдой: они убили Че.

На сердце у меня вдруг стало спокойно, боль утихла. Откуда взялось это спокойствие? Оно родилось из той непреложной прекрасной истины, что Че дорог и принадлежит всем людям, всем народам, а не только кубинцам. Поэтому мы не чувствуем национальных различий, поэтому боливийцы оплакивают Че вместе с нами, его братьями по оружию, воевавшими в Сьерра-Маэстре; И для них Че был и остается командиром, товарищем, дорогим другом, потеря которого щемящей болью отозвалась в каждом сердце и заставляет плакать всех.

Но может быть, это ловушка, говорю я себе. Может быть, это дезертиры Камба и Леон, бежавшие 26 августа, рассказали, во что одет Че, что, оставшись без ботинок, носил абарки, имел две пары носков и две пары часов... Но все подробности описания, передаваемые радиостанциями, настолько соответствуют действительности... я чувствовал это всем своим нутром, а когда поднял глаза, увидел, что все плачут. Почему? Потому что всем ясно, что убили Рамона, Фернандо, нашего героического командира, что Че погиб в ущелье Юро.

Я хотел убедить себя, что Че жив, но слезы на лицах моих товарищей не оставили мне никакой надежды – его убили. Все разлетелось на куски, как после мощного взрыва.

Мы уже не чувствовали ни усталости, ни голода, ни жажды, не хотелось спать, ничего не хотелось.

30

  • Автор: Guest1435
  • Администратор
  • Guest1435
  • Откуда: Клайпеда
  • Зарегистрирован: 2006-11-12
  • Приглашений: 0
  • Сообщений: 1837
  • Пол: Мужской
  • Возраст: 38 [1986-02-03]
  • Провел на форуме:
    6 дней 2 часа
  • Последний визит:
    2009-04-11 20:28:02

Скорбь миллионов
Отрывки из речи Первого секретаря ЦК Коммунистической партии Кубы, Премьер-министра Революционного правительства майора Фиделя Кастро Рус па траурном заседании, посвященном памяти майора Эрнесто Че Гевары. Площадь Революции, 18 октября 1967 года, “Год Героического Вьетнама”.
(Стенографический отдел Революционного правительства)

Товарищи революционеры!

Мы познакомились с Че в июле или августе 1955 года. Как пишет в своих очерках сам Гевара, в один день он стал будущим участником экспедиции “Гранмы”. Однако в то время у этой экспедиции не было ни корабля, ни оружия, ни войска. Обстоятельства сложились так, что Че Гевара вместе с Раулем оказались первыми в списке экипажа “Гранмы”.

С тех пор прошло двенадцать лет. Это были годы борьбы, годы исторических событий. За эти годы смерть унесла много драгоценных и незаменимых жизней. Но одновременно в эти годы появились замечательные деятели нашей революции этого периода; между революционными борцами и народом выковались отношения любви и дружбы, которые трудно передать словами.

И сегодня мы все собрались здесь, чтобы как-то выразить эти чувства по отношению к тому, кто был самым близким, самым любимым, достойным самого большого восхищения и, несомненно, самым выдающимся из наших товарищей по революции. Мы хотим выразить эти чувства ему и героям, сражавшимся и павшим вместе с ним в бою, героям интернациональной армии, вписавшим в историю славную и незабываемую страницу.

Он был полон глубокой ненависти и презрения к империализму и не только потому, что он обладал высоко развитым политическим сознанием, но и потому, что не так давно, будучи в Гватемале, имел возможность стать свидетелем преступной империалистической агрессии, когда военные наемники задушили революцию в этой стране.

Для такого человека, как он, не нужно было большого количества доводов. Ему достаточно было знать, что Куба находится в аналогичной ситуации, ему достаточно было знать, что там есть люди, готовые с оружием в руках сражаться во имя того, чтобы изменить это положение, ему достаточно было знать, что эти люди воодушевлены истинно патриотическими и революционными стремлениями. Этого для него было более чем достаточно.

Так в конце ноября 1956 года он направился вместе с нами к берегам Кубы. Помню, что это путешествие оказалось для него очень тяжелым, потому что из-за условий, в которых протекала подготовка к отплытию, Че не сумел запастись даже самым необходимым лекарством. Во время путешествия по морю он перенес тяжелый приступ астмы, на корабле же не оказалось ничего, что хоть немного могло бы облегчить его страдания. Однако ни разу мы не слышали от него ни одной жалобы.

Первый успешный бой, и Че становится солдатом наших войск и одновременно врачом. Во втором успешном бою Че не просто солдат: в этом сражении он был первым героем. В тот раз он впервые совершил один из своих необыкновенных подвигов, которыми потом были отмечены все его действия. Наши силы росли, и скоро развернулось сражение, которое в то время имело громадное значение.

Положение было тяжелым. Информация часто была ошибочной. Утром, когда уже совсем рассвело, мы готовились атаковать хорошо укрепленную позицию врага на берегу моря. Враг был прекрасно вооружен, и кроме того, в тылу, совсем близко от нас, тоже были расположены вражеские войска. В таком, полном неясности положении, когда от наших людей требовалось напряжение всех сил и когда товарищ Хуан Альмейда приступил к выполнению труднейшей задачи, один из наших флангов все-таки оставался без всякого прикрытия. Там не было атакующих сил, а это могло оказаться губительным для нашей операции. В этот момент Че, все еще выполнявший у нас обязанности врача, попросил дать ему трех или четырех бойцов, одного из них с автоматом, и буквально в мгновение ока атаковал врага со стороны той самой позиции.

В то время он был не только выдающимся бойцом, но и выдающимся врачом. Он оказывал медицинскую помощь раненым товарищам, а также вражеским солдатам. Завладев боевой техникой врага, мы должны были отойти с этих позиций и предпринять долгий марш, уходя от преследований противника. Кому-то нужно было ухаживать за ранеными, и с ними остался Че. Вместе с небольшим отрядом наших солдат он оказал им медицинскую помощь, спас им жизнь и впоследствии присоединился вместе с ними к нашей Колонне.

С того момента Че выделяется своей храбростью, своими способностями руководителя, человека, который в трудной обстановке никогда не ждет, чтобы попросили выполнить трудное и ответственное задание.

Че был непревзойденным солдатом, Че был непревзойденным руководителем, а с точки зрения военной науки Че был человеком необыкновенных способностей, необыкновенной храбрости, необыкновенно дерзкой отваги. Во время партизанской эпопеи его ахиллесовой пятой была именно эта чрезмерная отвага, полное презрение к опасности.

В связи с его смертью враги пытаются сделать свои собственные выводы. Однако Че был мастером ведения войны! Че был виртуозом партизанской борьбы! Он доказал это бесконечное количество раз, и в первую очередь на примере двух выдающихся подвигов. Первый из этих беспримерных воинских подвигов он совершил вместе с Камило, когда во главе колонны войск, преследуемой многотысячной вражеской армией, предпринял переход по совершенно открытой и неизвестной местности. Он доказал это также во время операции в провинции Лас-Вильяс, особенно своей смелой атакой на город Санта-Клару; с отрядом численностью около 300 человек он ворвался в город, находившийся под защитой нескольких тысяч солдат-пехотинцев и под прикрытием танков и артиллерии.

Эти два подвига позволяют считать его руководителем необычайных способностей, мастером и виртуозом революционной войны.

Мы высоко ценим его личный пример и абсолютно уверены в том, что его пример воодушевит людей и что из самых недр народов родятся такие же, как он, герои.

Редко случается, чтобы в человеке сочетались все те качества, которые были присущи ему. Не часто бывает, чтобы человек сумел так спонтанно раскрыть дарования своей личности, как это сделал он. Думаю, что он принадлежал к тому типу людей, которым трудно найти равных и чьи качества практически невозможно превзойти. Однако нужно сказать также, что подобные ему люди своим примером могут способствовать появлению таких же, как он, героев.

В истории вряд ли встретишь случай, когда кто-либо с таким незначительным количеством людей предпринимал действия подобного масштаба, когда кто-либо с таким незначительным количеством людей вел борьбу с такими крупными силами.

Как мы уже заявили несколько дней назад, смерть Че является тяжелым, страшным ударом для революционного движения, потому что, несомненно, в его лице оно потеряло самого способного и опытного руководителя. Но ошибаются те, кто трубит победу. Ошибаются те, кто думает, что его смерть означает крах его идей и принципов, поражение его тактики и методов ведения партизанской войны. Человек, павший в бою как всякий смертный, как боец, не раз подвергавший себя опасности, как солдат, как военачальник, в тысячу раз значительнее тех, кому удалось по счастливой случайности убить его.

Тем не менее как должны революционеры отнестись к этому удару, как должны они возместить эту потерю?

Каково было бы мнение самого Че, если бы его спросили о случившемся? Это мнение он со всей ясностью уже выразил в своем Послании Конференции латиноамериканской солидарности, заявив тогда, что, если где-либо его застигнет смерть, он о радостью отдаст свою жизнь, сознавая, что его боевой призыв дойдет до слуха людей и новые бойцы возьмут в руки оружие.

И этот его боевой призыв найдет отклик у миллионов людей и миллионы рук по его примеру возьмут оружие!

Мы не считаем, что его смерть должна немедленно отразиться на ходе революционной борьбы, что его смерть сможет как-то отразиться на развитии революционной борьбы.

Те, кто цепляется за счастливый случай, напрасно берутся отрицать опыт и руководящие способности Гевары. Че был необыкновенно способным военачальником. Но когда мы вспоминаем его, когда мы думаем о нем, мы воскрешаем в памяти не только его военные заслуги. Отнюдь нет! Потому что война — это средство, а не цель, война — это инструмент в руках революционеров. Главное — это революция, главное — это дело революции, это революционные идеи, революционные цели, революционные чувства и революционные качества.

Именно здесь, в области идей, чувств, революционного склада ума, не говоря уже о качествах военных, именно здесь мы ощущаем ту страшную потерю, которой является смерть Че Гевары для революционного движения.

Вот почему, вспоминая его жизнь и деятельность, мы говорим, что Че был редкой, необыкновенной личностью, он сочетал в себе не только качества руководителя-практика, но был также мыслителем, революционером кристальной чистоты, человеком необыкновенно простым и гуманным, обладавшим при этом железным характером, стальной волей и непоколебимой стойкостью. Его разносторонние дарования позволяли успешно разрешать любую задачу в любой области.

Для него не существовало выходных дней, для него не существовало часов отдыха. Когда мы смотрели на окна кабинета, где он работал, там до поздней ночи не гас свет: Че учился, точнее, работал и учился. Он интересовался многими вопросами и отличался необыкновенной страстью к чтению. Он был одержим в своем стремлении объять все человеческие знания и, урывая у сна часы, посвящал их учебе, а дни отдыха отдавал добровольному труду.

Будучи революционером, революционером-коммунистом, настоящим коммунистом, он бесконечно верил в моральные качества, в совесть людей.

Он выносил и развил много идей, много писал. И сегодня, в такой день, нельзя не упомянуть, что все написанное Че, его политическое и революционное кредо, не потеряет своего значения для революционного процесса на Кубе и в Латинской Америке. И нет сомнения в том, что идеи Че Гевары, идеи человека действия, человека мысли, человека кристальной чистоты и глубокой человечности, человека чистейшей репутации, имеют и будут иметь международное значение.

Мы полностью осознаем всю тяжесть утраты для революционого движения. Но мы понимаем, что именно здесь обнаруживается слабое место империалистов, когда они полагают, что вместе с физической смертью человека погибает его мировоззрение и уничтожаются его идеи и все его достоинства, что с физической смертью человек перестает служить примером. Они настолько циничны в этой своей вере, что не стыдятся опубликовывать как нечто обычное всеми подтвержденные обстоятельства гибели Че, сообщая при этом, что он был умерщвлен уже после того, как его ранили в бою. Их не остановила низость поступка, их не остановил позор признания. Они сообщили о том, что стреляли в тяжело раненного революционного бойца по праву полицейских сыщиков, по праву олигархов и наемников.

Мало того, они не колеблясь уничтожили его останки. Еще не установлено с полной достоверностью, но судя по их сообщениям, труп Гевары был сожжен, и этот факт — свидетельство их страха, свидетельство их боязни, что физическое уничтожение борца не означает уничтожения его идей, забвения его героической жизни.

Он завещал нам свое революционное мышление, свои качества революционера, свой характер, волю и упорство, свое трудолюбие. Одним словом, он завещал нам опыт всей своей жизни. И жизнь Че должна стать идеальным примером для нашего народа!

Говоря о том, какими бы мы хотели видеть наших революционных бойцов, наших активистов, наших работников, мы не колеблясь заявляем: пусть они будут как Че! Говоря о том, каким бы нам хотелось видеть будущее поколение людей, мы должны заявить: пусть оно будет, как Че! Говоря о том, какими бы нам хотелось воспитать наших детей, мы твердо заявляем: мы хотим, чтобы они были воспитаны в духе Че! Если мы хотим представить себе человека не нашей эпохи, героя будущего, то положа руку на сердце скажу, что прототипом человека кристально чистого во всех своих поступках и поведении является Че. Когда мы думаем о том, какими бы нам хотелось видеть наших детей, как настоящие революционеры мы должны заявить от всего нашего пламенного сердца: хотим, чтобы они были как Че!

Че стал примером для людей не только нашей страны, но и для всех народов Латинской Америки. В характере Че были доведены до совершенства самый высокий революционный стоицизм, революционное самопожертвование, революционная боевитость и боевой дух революционера. Че воплотил марксистско-ленинские идеи в самой чистой, в самой революционной, самой современной форме. Ни один человек нашей эпохи не может сравниться с ним по высокому духу пролетарского интернационализма!

И когда заговорят о пролетарском интернационализме, когда захотят привести пример пролетарского интернационализма, то примером может служить жизнь Че!

В его сердце и уме слились в одно флаги всех стран, для него не существовало предрассудков, ему были чужды шовинистические и эгоистические чувства. Он был готов щедро пролить свою кровь за судьбы любого народа, за дело любой страны. Он был готов пролить свою кровь тотчас же, не колеблясь ни минуты.

Так пролилась его кровь в нашей стране, когда он был ранен в различных боях. Его кровью орошена земля Боливии, где он боролся за освобождение эксплуатируемых и угнетенных, бедняков и обездоленных. Его кровь пролилась за освобождение всех эксплуатируемых, всех угнетенных. Его кровь пролилась за судьбы всех американских народов, она пролилась и за Вьетнам, потому что, сражаясь поотив империализма, он знал. что этим выражает Вьетнаму свое самое высокое чувство солидарности.

Вот почему, товарищи, мы должны смотреть в будущее твердо и решительно. Именно поэтому мы должны с оптимизмом смотреть в будущее. И пусть жизнь Че всегда будет для нас источником вдохновения, вдохновения в борьбе, вдохновения в упорстве, вдохновения в непримиримой борьбе с врагом, вдохновения в наших чувствах интернациональной солидарности.

Вот почему сегодня вечером, после этого волнующего собрания, после этой небывалой массовой демонстрации, значительной по своей масштабности, дисциплинированности и приверженности революции, после этой демонстрации признания, показавшей, насколько наш народ умеет глубоко чувствовать, умеет быть по-настоящему признательным и по достоинству чтить память павших в бою, показавшей, насколько наш народ умеет воздать должное за добрые дела, насколько он солидарен с революционной борьбой, насколько он высоко несет и с каждым днем будет нести все выше знамя революции и революционных идеалов, сегодня, чтя память героя, мы должны поднять еще выше наши идеалы, с глубокой верой глядя в будущее, глубоко уверенные в окончательной победе народов, должны сказать Че, сказать всем героям, сражавшимся и павшим в бою вместе с ним:
Всегда до победного конца!
Родина или смерть!
Мы победим!

Страница: 1 2  

Вы здесь » Жалякальнё » ЖЗЛ » Эрнесто Че Гевара